Сергей Дышев - До встречи в раю

Когда он очухался, то услышал ультиматум:

— По ночам в городе шастает банда мародеров. По моим данным, это все те же твои дружки, Вулдырь и Консенсус. И ты мне обещал их поймать. Ты не сдержал слово. Мужчина, который не держит слово, не может называться мужчиной. Даю тебе три дня: они должны стоять у меня здесь, на этом старом ковре. Если ты не сделаешь это, я сам тебя расстреляю. И не вздумай бежать. Все равно поймаю…

— Я никуда бежать не собираюсь, — хмуро отозвался Сирега, в душе ликуя. Гроза прошла стороной.

— Иди, у тебя осталось семьдесят два часа. Можешь взять себе одного помощника.

Сирега вышел на улицу и услышал, как его окликнули.

Обернулся и увидел Степку.

— Я тебя обыскался… Слышал, что ты в переплет попал, Ингу убили…

Сирега глянул на товарища, раздумывая, сможет ли рассчитывать на его помощь, когда тот узнает специфические особенности задания.

— Я был у Огая… Он меня чуть не расстрелял за то, что мы без его ведома навели шухер… В общем, напомнил про Вулдыря с Консенсусом и дал трое суток: доставить живыми на его ковер. Сказал, что они здесь, в городе, и по ночам шмон наводят. А если не приведу, то мне каюк сделает. И бежать, говорит, не старайся…

— Держи «краба»! — Степка протянул руку. Сирега вяло шлепнул по ней. — Вместе мы их с того света достанем.

— Я пойду по адресу, а ты иди на базар, поспрашивай у торговцев, может, кто и видел этих шакалов. Только осторожней, не в лоб. Приметы их опиши… — Сирега испытующе посмотрел на товарища.

— Времени ни хрена нет… Встречаемся через полтора часа на углу Третьей Канифольной и Трансформаторной, у магазина сгоревшего.

Почти ничего не добившись от старухи, пострадавшей от бандитов, Сирега пришел на угол, стал ждать Степана. Потом завернул на базар.

Но и на базаре его не было. Редкие покупатели с постными лицами бродили среди торговых рядов, приценивались и отходили с еще более кислыми физиономиями. Старичок с потертыми колодками на пиджаке торговал металлическим хламом, аккуратно разложенным на газете: болтами, краниками, велосипедной цепью, почерневшими гвоздями и шурупами…

— Не видел парня моего роста, с автоматом — час назад здесь был? — спросил Сирега, глядя в слезящиеся глаза старика.

— Был такой, — осторожно ответил дед и, подумав, добавил: — Тоже спрашивал, видал ли я двоих, длинного да не очень…

— Ну и что, видел? — оживился Сирега.

— А поди разбери тут… Много всяких по двое ходят.

Сирега попытался подробней описать внешность Вулдыря и Консенсуса, но старичок тут же нахохлился:

— Ты, уважаемый, меня в свои дела не впутывай! Тебе надо — сам ищи…

Сирега намекнул о вознаграждении. Старик же замкнулся и больше не отвечал ни на какие вопросы.

…У входа в штаб по-прежнему торчал дурень с красным бантом. Он совершенно не понимал, что происходит вокруг, почему вдруг война и на кой черт революция, но млел, видя, что все смотрят на его яркую ленточку.

Сирега пошел в столовую. Военно-революционная ситуация позволяла питаться бесплатно. Он получил свою тарелку с макаронным клейстером и куском костлявой баранины. Надо сказать, что еда всегда благотворно действовала на нашего несчастного героя. Вот и сейчас он порозовел, покрылся испариной и, когда разделался с костью, высосав ее студенистое нутро, пришел в улучшенное состояние духа.

До вечера Сирега бесцельно бродил по улицам, безотчетно пытаясь найти пропавшего Степана. Город походил на больное, израненное животное. Пустовали целые кварталы, по выщербленным стенам можно было определить, где шли затяжные бои и где ярость выхлестывала за край. Огонь довершал дело, оставляя неразумным людям остовы их жилищ. Улицы скорбели ранами своих домов. Он вошел во двор жилого дома. На лавке у подъезда сидела древняя бабушка и едва заметно шевелила губами. «Разговорчивая», — подумал Сирега.

Увидев Сирегу, бабуля оцепенела. «Вот кому хорошо, — подумал он. — Помрет — и сама этого не заметит». А Сиреге хотелось жить. Платой же за это право были жизни двух негодяев-сокамерников. Чистейший, натуральный обмен, исключающий использование денег или иных каких-то эквивалентов.

Жизнь на войне всегда измерялась смертями, как и смерти измерялись жизнями. Кто попадал в это тождество, лишался права на выбор, кроме одного — весело, с задором идти в мир иной. И верить, что, как погибший на «поле брани», непременно попадешь в рай. Не зря попы всех религий так стараются убедить паству в этом.

Сирега вернулся к магазину. Уже сгустился вечер, и выгоревшие внутренности хозмага были невидимы. Оставался лишь приторный запах, горький и едкий. И Сирега пожалел, что еще вчера не попытался выяснить, не видел ли кто рядом с магазином его товарища. А сейчас время было уже упущено. Он не знал, что ему делать дальше. Фонаря не имел, а лезть на ощупь, рискуя напороться в темноте на остовы сгоревших полок и арматуру, ему не хотелось…

Он пришел в штаб, завалился спать в дежурной комнате, но какая-то сила подняла его. Сон прошел. Сирега понял, что должен найти фонарь, вернуться к магазину и тщательно обследовать его. Он так и сделал: выпросил у дежурного китайский фонарик длиной в ладонь и нырнул в темноту города, чувствуя, как постепенно превращается в ночное животное: полуволк-получеловек.

Из магазина тянуло гиблым могильным духом. Но он прогнал посторонние мысли и постарался внушить себе, что сам в этой ситуации опасен и тоже внушает страх окружающим. Сирега вошел внутрь магазина, перешагнув разбитую витрину. Ничего интересного он не увидел и уже собрался уходить, когда внимание его привлекла неприметная дверь. Подобно любознательному Буратино, Сиреге тут же захотелось заглянуть за нее. Он поддел дверь ножом, она нехотя отворилась. За ней была пыльная лестница, ведущая вниз. Освещая себе путь крошечным лучиком, Сирега ринулся вниз и вскоре очутился в огромном подвале. И вдруг он явственно ощутил, что в подвале кто-то есть. Он нервно оглянулся, лучик прыгнул по потолку, по стенам. Он прошел до конца, где начинался поворот направо. Тут Сирега заметил небольшую дверь, вроде как от кладовки для хозинвентаря. Он тихо приблизился, резко открыл, отскочив в сторону, готовый стрелять. И похолодел от ужаса: на полу лежал труп. Это был Степка. У рта, на подбородке, запеклась черная струйка, в луче света стеклянно блеснули полуприкрытые глаза.

Сирега наклонился над мертвым, и тотчас ослепительно-кровавая вспышка вырвала его из реальности и погрузила во тьму.

…Сначала он ощутил целую гамму болевых ощущений: остро-саднящую в затылке и тупую, накатами, в лобной части, висках и даже шее. Потом он увидел фрагмент света, а может, тени, почувствовал и густой смрадный дух. И тогда уже понял, что лежит на полу — связанный, беспомощный кокон, из которого никогда не выпорхнет на манер бабочки.