Сергей Дышев - До встречи в раю

Очкарик что-то просипел, закивал учащенно. Сирега включил свет, оба сразу зажмурились. Перед ними стоял обритый наголо субъект в золотых очках и помятом костюме. Замусоленное лицо его перекосил страх, и Сирега сделал вывод, что и в нормальном состоянии его физиономия достаточно отвратительна.

Тихо выплыл Юрчик. Появление его вызвало судороги на лице Шрамма.

— Вулдырь и Консенсус внизу? — тихо спросил Сирега. Шрамм кивнул, насколько позволяла Сирегина рука, по-прежнему сжимавшая его горло. — Подойди к окну и позови их! И помни: если что, первая пуля — твоя.

— Они мне сказали спуститься вниз… — хрипло выдавил Шрамм.

На мгновение Сирега смешался, но тут же нашел выход:

— Ты со своими дружками влип по самые помидоры, дядя! В соседнем доме — наши. Стреляют без предупреждения. Спускайся и живо веди их сюда. Потом сразу падай на пол, чтобы спасти свою пакостную жизнь. Но гляди, если предупредишь их…

— Я п-понял, — заикаясь, прошептал Шрамм.

«Жаль, подмоги нет, — успел пожалеть Сирега. — И из окна их не достанешь. Меня же первого и срубят».

Шрамм пошел вниз. Сирега занял место в простенке у шкафа, а Юрке кивком показал, чтобы спрятался во второй комнате.

Пришельцы почему-то медлили — время вытянулось в долгую нервную нить. «Что-то заподозрили и уже сверкают пятками по 2-й Нефтяной улице?» — подумал Сирега.

Послышались осторожные шаги. Скрипнув, открылась дверь, и Сирега увидел перекошенное потное лицо провокатора. Они еще не успели встретиться взглядами, как доктор с жутким мычанием бросился на пол. В следующее мгновение Сирега увидел пригнувшегося Консенсуса с автоматом на изготовку и тут же нажал на спусковой крючок. Очередь прошила сверху вниз, почти осязаемо для него. Сирега бросился к выходу, запоздало сознавая, что совершает непоправимую ошибку. Он выскочил на лестничную площадку, но Вулдыря уже не было. Сирега услышал только поспешно удаляющиеся шаги, рванулся вслед, но беглеца надежно укрыла темнота.

Ушел Вулдырь легкой походкой волка, заметая следы, сцепив от ярости зубы, одинокий, отчаянный…

Сирега вернулся в квартиру. Раненый Консенсус громко стонал и требовал спасти его. Иосиф Георгиевич сидел на полу и с ужасом смотрел, как приближается к нему лужица крови. Рядом стоял бледный Юрчик, вздрагивал всем телом. Автомат лежал рядом с раненым. Сирега поднял его и протянул товарищу:

— Возьми в правую руку и никуда не нажимай.

Потом он подошел к Консенсусу и, с силой встряхнув его, прислонил к стене. Пули попали ему в руку, правое плечо и бок…

— Ну вот, Консенсус, мы и встретились, теперь самое время побазарить по душам!

— Надо его перевязать, — вдруг очнулся Юрка.

— Обойдется, не в санатории!

— Но он же раненый, мы не можем оставить его без помощи. Это мой долг санитара.

— Ты наивный пацан с короткой памятью! Вяжи панты своему доктору! — резко отреагировал Сирега.

Консенсус поднял руку, будто защищаясь от пули, лицо его стало плаксивым, он завыл:

— Сирега, ты не можешь убить меня! Я ранен, я свое получил. Не убивай меня!

Сирега отрицательно покачал головой, вскинул автомат, но тут к нему бросился Юрчик. Он с силой отшвырнул сообщника в сторону.

–, Консенсус!

Грохнул одиночный выстрел. Голова пленника дернулась, раскололась, брызнули на стену и поплыли белесо-красные сгустки.

Юрка побледнел и отвернулся. Резко пахнуло кровью.

— Вот теперь, Юра, его можно жалеть, — с расстановкой сказал Сирега. — И давай кончай с доктором. Он твой. Ты ведь хотел ему отомстить? Жаль, я не успел поинтересоваться у Консенсуса, сколько этот старикашка людей порешил.

— Ни одного, видит бог! Они меня в плену держали, за собой таскали! — запричитал Иосиф Георгиевич.

Сирега неторопливо стал спускаться вниз. Через минуту вышел и Юрка.

— Я его отпустил… Предупредил только, чтобы он исчез из города.

— Твое дело, — равнодушно отреагировал Сирега. — Он твой… Пошли в штаб. Сдадим трофей — нам зачтется. И отоспимся.

…Прямо скажем, отчаянно лгал бывший главврач. В то самое время, когда Сирега сидел в подвале и ждал казни, Шрамм находился в квартире Ады. Задумал он весьма гнусную шутку, впрочем, шуткой это назвать трудно. Что подвигнуло его, врача, на отвратительное деяние, достойное мизантропа, сказать трудно. Возможно, сублимировали многочисленные тайные комплексы… Ада просияла, как вычищенная ложка, когда увидела своего кумира. Если б она знала, зачем приплелся к ней этот ученый монстр!

Пока женщина гремела на кухне, пытаясь найти что-нибудь на стол, коварный Шрамм подсыпал в ее стакан небольшую дозу клофелина — ровно такую, чтобы не усыпить, а лишь ослабить сильное тело Аделаиды.

Они выпили за встречу. Иосиф Георгиевич с отвращением проглотил кусок венозной колбасы и сладко уставился на женщину. Надо было о чем-то молоть языком. «Ну что, моя дорогая клуша, — осклабясь, спрашивал доктор, — расскажи, как жила, не изменяла ль?» Ада счастливо смеялась, прижималась к Иосифу. Он терпел нежности, предвкушая, как скоро все окупится сторицей… «А вы чем занимались, Иосиф Георгиевич, наверное, писали важную работу?.. Я так и подумала, поэтому не хотела вас тревожить. А когда узнала, что ваша бывшая жена сгорела, подумала, что вы в трауре». — «А, хрен с ней!» — беззаботно отозвался о Люсе доктор. «Как вы можете!» — ужаснулась Ада, лелея сладкую надежду и сонно хлопая ресницами. Доктор понял, что пора начинать. Веселый Шрамм предложил записать Аделаиду в кришнаиты. Она тут же горячо согласилась. Шрамм достал припасенную бритву и ловкими взмахами и поскребываниями тщательно оболванил женщине голову.

Она не сопротивлялась, во-первых, потому, что ее уже клонило ко сну, а во-вторых, она давно искала место для спасения своей души.

Потом они оба разделись, доктор сел на грудь дамы и ловким движением полоснул ее по горлу. Кровь хлюпнула, брызнула, залив безжалостному убийце живот, грудь, стекла очков, отчего весь мир для доктора стал красным. С любопытством он проследил, как затухает его жертва, тускнеют безумные глаза. Резкими движениями он стал отчленять голову, сломал бритву, с рычанием бросился на кухню, схватил столовый нож и завершил дело.

Шрамм встал, в настенном зеркале выплыло обнаженное кривоногое существо в потрясающе красных пятнах. Он внимательно посмотрел на себя и произнес вслух: «Каждый маньяк загадочен и неповторим, особенно тот, кому доступно понимание ритуального убийства. Я безумно страшен в этих кровавых одеждах!»

Потом он прошлепал в ванную, открыл воду и, поскуливая под холодными струями, обмыл тело, голову, очки. Он неторопливо оделся и, стараясь не испачкаться, положил отрезанную голову в большую тарелку на столе…