Юрий Дрыгин - Десант в безвестность [Документальная повесть]

— Это моя фамилия — старшина 2 статьи Иван Мужичек, двадцати лет от роду, из села Погребки Сумской области, — отозвался матрос. — А автограф на ложке — так это чтобы, вроде вас, не забывали вернуть ее хозяину.

— Молодец, старшина 2 статьи Иван Мужичек из села Погребки. А на автомате у тебя тоже автограф поставлен? — спросил, улыбаясь, Ковалев.

— На автомате нет. Автомат — не ложка, я его никому не одалживаю, — ответил матрос. — А ты, товарищ капитан, ешь, а то щи простынут.

Видимо, матрос обиделся, и Ковалев больше не стал его беспокоить. Он повернулся к Пыринову, зачерпнул из банки консервов.

— Я вот что решил, Сергей, — заговорил Ковалев. — Батарею в Ондозере брать будешь ты, Краевого со взводом я забираю себе.

— А кто прикроет дорогу? — спросил Пыринов.

— Слева — старшина Мочихин. Справа — из Ругозера — главстаршина Шевченко и еще кто-нибудь из пулеметной роты — на его усмотрение. Хотя… Тимошков еще с ним. Пусть постреляет из своих противотанковых ружей, если машины пойдут.

Пыринов молчал, обдумывая, правильно поступает Ковалев или нет.

— Остальных лейтенантов, старших лейтенантов, батальонных комиссаров ты подчинишь, конечно, другим старшинам?

Ковалев понял, на что намекает Пыринов.

— Понимаешь, Сергей, меня не оставляет беспокойство, что там, за озером, нам придется туго. Это здесь мы считаем: раз, два — и готово! А там будет по-другому. Финны не дураки, и без стрельбы, я думаю, не обойдется. А надо бы без стрельбы!

Если поднимется шум, когда мы возьмем гарнизон, финны быстренько сообразят, что к чему. Разве после этого они дадут нам спокойно уйти? Поэтому их батарею надо обязательно уничтожить. Понимаешь, обязательно! А самолеты в такую рань они не решатся поднять. Надо сработать быстро и аккуратно. Это сделают старшины, другие же лейтенанты, старшие лейтенанты и батальонные комиссары пойдут в группах захвата. Сапов, Шанин, Шипенков — со мной; Языков, Барков — на лагерь военнопленных.

— Может быть, ты и прав, — неуверенно проговорил Пыринов, — но только, мне кажется, командиры обидятся… Да и в штабе бригады потом тебе достанется.

— Пусть обижаются! Главное — сделать дело и вернуться живыми.

— Вернемся! Нам умирать еще время не настало, — сказал Пыринов. — Я перед этим походом матери открытку отправил: мол, жив, здоров и все такое прочее. Ей и так переживаний хватает: мой старший брат Лева на финской войне за полтора часа до перемирия погиб. Веришь, каких-то полтора часа не хватило! Все уже знали, что войне конец, да и финны знали, а какой-то снайпер, сволочь, выстрелил в него…

Пыринов замолчал. Молчал и Ковалев, думая о своем.

— Эй, товарищ капитан, поели? Ложку верните! А то без ложки нам нельзя, — окликнул матрос, который дал им ложку.

— Держи, Мужичек из села Погребки! — Ковалев бросил матросу ложку. — Ты из какого взвода?

— Из взвода автоматчиков, — отозвался тот.

— Тогда еще разок бы нам с тобой одной ложкой поесть…

— Еще раз, так еще раз. Было бы что есть! — рассмеялся тот.

Тут неожиданно к капитану подошел другой матрос и протянул ему свою ложку:

— Зачем одной? Вот, возьмите, у меня еще имеется.

Ковалев хотел было отказаться, но матрос почти насильно вложил ему в руку алюминиевую ложку. На ней тоже было аккуратно выбито «Малеванчук».

— Ну и ну, не взвод автоматчиков, а артель чеканщиков по металлу! — улыбнулся капитан и вернул ложку хозяину. — Не надо.

— Да возьмите же! — настаивал матрос. — Пригодится!

— Ты мне, Малеванчук, будто диск с патронами даришь!

— Патроны дать не могу, самому нужны. А ложку — пожалуйста, не жалко.

— Не надо, — решительно отказался Ковалев. И уже повернувшись к младшему лейтенанту Пыринову, сказал — Значит, мы с тобой договорились?

— Договорились, — ответил Пыринов.

Капитан перед решающим броском на финский гарнизон продолжал наблюдение за деревней, тщательно замаскировав выставленные дозоры. В который раз он и сам брал в руки бинокль и рассматривал вражеский берег, пытаясь установить точное местонахождение батареи и постов береговой охраны. Батарею на этот раз ему обнаружить не удалось — она не подавала никаких признаков жизни, а наблюдательная вышка, возвышающаяся на скалистом берегу у деревни, была пуста с самого утра. Видимо, финны пользовались ею не постоянно. Пленных тоже не было видно. И вообще — деревня словно притаилась, ждала их нападения. За все время наблюдения дозорные сумели рассмотреть только несколько автомашин, проследовавших через деревню в сторону Падан, и небольшую группу финских солдат.

Первый календарный день осени выдался теплым и солнечным. Целый день на небе не было ни облачка. Вражеские самолеты лишь один раз пролетели над островом, но это были тяжелые бомбардировщики, летели высоко на северо-восток, видимо бомбить тылы 26-й армии. Заслышав их приближающийся гул, Ковалев приказал всем укрыться в ельнике.

Озеро было спокойным, небольшая рябь поднималась на нем лишь тогда, когда дул легкий ветерок. Но к вечеру затих и он. И огромная чаша озера застыла, четко отражая в себе розовый закат солнца. Вокруг не было слышно ни звука, и установившаяся тишина лишь изредка нарушалась одиночными всплесками испуганной рыбы.

В одиннадцать часов вечера Ковалев собрал новых командиров групп, довел до них план действия во время операции, распределил бойцов и через десять минут приказал всем занять места в лодках и быть готовыми к отплытию.

— Товарищ капитан, — подошел к нему главстаршина Шевченко, — моряки просят разрешить им идти в морской форме.

Ковалев задумался.

— Разрешите, товарищ капитан! — стал уговаривать его и главстаршина Анатолий Иванов. — У нас такая традиция.

— В морской форме, говорите? Что же, можно и в морской, только плащ-палатки для маскировки взять с собой, — наконец решился он.

Матросы быстро побросали шинели, фуфайки, поснимали гимнастерки. У кого не было бушлатов, остались в одних тельняшках, у некоторых вместо пилоток вдруг появились бескозырки.

Только сейчас Ковалев с удивлением увидел, что больше половины в отряде — моряки. «Может, это и к лучшему», — подумал он. Затем махнул рукой: за мной. И первым зашагал к загубине, где были спрятаны в тростнике лодки.

Ковалев, по совету Афанасьева, выбрал не самый короткий маршрут к гарнизону, а взял левее, подальше от него, чтобы не быть обнаруженным. Он даже не допускал мысли, что их могут обнаружить — этого не должно случиться!

На счастье десантников, туман становился все гуще и гуще. А когда лодки пересекли середину озера и вражеский берег стал ближе, туман совсем загустел и более надежно спрятал их в своей пелене. Зато усилил звуки. Как ни старались гребцы не стучать веслами, у кого-нибудь из них нет-нет да и сорвется весло по воде. И тогда казалось, что этот нечаянный стук слышен далеко вокруг. На гребца осуждающе смотрели сидящие в лодке, и он, стушевавшись, начинал грести осторожнее.