Моше Натан - Битва за Иерусалим

В течение последующих пятнадцати минут — в то время как роты 7-го полка устремились в проходы и вперед — солдаты 8-го размещались на соседних с этим участком улицах. Они рассаживались под заборами, во дворах, около убежищ, только что покинутых 7-м полком, и ждали приказа подыматься в атаку.

Это был промежуток напряженного выжидания и страха перед неизвестностью. Парашютисты, уйдя в себя, сидели неподвижно, в то время как штурмовая рота как раз достигла заграждений. Кто-то взглянул на часы. «Время — 3.15 ровно», — сказал он товарищу.

Внезапно обрушился страшный огневой удар, в сравнении с которым предшествующий обстрел казался не более чем прелюдией.

Один из снарядов прямехонько лег возле автобуса полковых минометчиков. После мощного взрыва и общей сумятицы Ицхак Шнейдер, находившийся внутри автобуса, почувствовал острую боль в области таза. Исраэль Лахав, фельдшер, ощутив в темноте силу взрывной волны, кинулся к раненым. Он принялся бинтовать, переливать кровь, накладывать кровоостанавливающие жгуты и организовывать вывоз раненых в госпитали.

Очень немногие знали, где они находятся, еще меньше было таких, кто имел представление, где находится госпиталь и как туда добраться. «Стало страшно недоставать дислокационного инструктажа, которого мы не получили из-за нехватки времени, — говорит один из солдат. — Мне казалось, что кружу и кружу по Иерусалиму и никогда никуда не доберусь».

Группа бойцов тыловой роты пока оставалась на месте. Солдаты жались к стенам квартала Бет-Исраэль и опасно сосредоточивались в одном месте. Вдали послышался грохот разрыва. «Опять заботятся о нас, будь они прокляты», — проговорил кто-то, заслышав приближающийся вой. Вдруг раздался панический возглас: «Ребята, берегись!». Но было уже слишком поздно. Снарядом накрыло всех. Полк не сделал еще ни единого выстрела, а десятки его солдат уже лежали на иерусалимской улице. На их пятнистой одежде чернела киовь.

«Я находился в крайнем доме, перед воротами Ман- дельбаум, — рассказывает один из раненых, — когда получил удар: как будто меня стукнуло увесистым камнем. Я продержался еще несколько метров, пока не почувствовал, что силы меня оставляют и изо рта льется кровь. Кроме меня, там пострадали десятки. Каждый снаряд приводил к потерям. Даже те, что пролетали над головами и попадали лишь в стены, взрываясь, засыпали нас смертоносными осколками».

Раненых несли на носилках, некоторые сами тащились на перевязочный пункт. Но вот обрушился новый снаряд и расшвырял десятки новых жертв. В воздухе повис чей-то жуткий, нескончаемый вопль. Из огня и дыма начали вытаскивать изуродованных, залитых кровью людей, а свист снарядов все множился. Один из немногих уцелевших застыл на месте, слушая этот свист, покорно готовый ко всему. Другие уже ничего не слышали.

В течение нескольких секунд — около тридцати раненых, вдобавок еще прижавшихся друг к другу в самоубийственной тесноте. «Естественно стремление каждого солдата в такие минуты быть как можно ближе к товарищу, — говорит один из фельдшеров- ветеранов 8-го полка Дов Карми, известный среди парашютистов еще со времени ответной операции под кличкой «Доктор Тихо». — Волнение, страх, отчаяние тянут людей друг к другу. В минуту несчастья первое желание — прильнуть к товарищу. Человеку кажется, что это дает ему более надежную защиту. Я был свидетелем такого явления и в прошлых боях, а это, конечно, очень опасно: в такой ситуации одна пуля может ранить или убить двоих- троих. А снаряд — просто катастрофа».

Удары следовали один за другим, и среди первых пострадавших оказались полковой врач и штат фельдшеров. Практически перевязочный пункт со всем оснащением и оборудованием был разгромлен. Отовсюду неслись крики «Фельдшера, фельдшера!» или «Сюда носилки, здесь море крови!». Раненые, не потерявшие способности двигаться, пытались выбраться самостоятельно, но как только они начинали соображать, что с ними случилось, ноги у них подкашивались. Крики тех, кто хотел помочь, только усугубляли хаос, так как невозможно было понять, сам ли человек ранен или зовет фельдшера к другому раненому. «В этой ситуации, — говорит Карми, — люди порой кричат «фельдшера!» лишь для того, чтобы разрядить дикое возбуждение и успокоить себя».

В связи с тем, что врач и фельдшеры вышли из строя, вся нагрузка по перевязке и эвакуации раненых поначалу легла на плечи тех немногих солдат, которые в тот момент еще оставались невредимыми. Но и от них в первые минуты было мало проку. Вид раненых, противоречивые крики, дым и огонь ошеломили и деморализовали их. Через несколько минут на место начали прибывать команды фельдшеров из других рот. Многие из них проявили поразительное мужество, спасая раненых и вынося их под снарядами.

Так, Карми немедленно овладел ситуацией и взял руководство в свои руки. '«Я был взволнован не менее других, — говорит он, — но старался не показывать этого. По опыту прежних войн мне было известно, что самой атмосферы страха и испуга уже достаточно, чтобы даже легко раненный оказался в шоке».

Карми разыскал поблизости более или менее защищенный внутренний дворик и втащил туда одного за другим пятнадцать раненых, в том числе и работников полкового перевязочного пункта.

Часть пострадавших находилась в отчаянном состоянии. Они метались, как в лихорадке, пока их не внесли во двор. Там они получили первую помощь и услыхали первые слова ободрения.

Между тем, поток раненых, которыми уже был забит дворик, увеличился. Часть их добралась самостоятельно, часть прибыла на носилках или опираясь на плечи товарищей. Надо было срочно расширяться, и Карми это сделал за счет двух комнат, примыкающих ко двору. Но и эти комнаты в считанные минуты оказались заполненными. Лежавшие там старались пересилить боль и никому не надоедать.

Тем временем прибыли новые фельдшера и приступили к работе. Многие раненые отсылали их к своим товарищам. «Были примеры такой высокой человечности, каких я никогда не встреча! — рассказывает один из фельдшеров. — Я подошел к раненому, у которого буквально была разорвана рука. Он не позволил себя перевязать. «Подойди к нему», — сказал он, — показывая на парня, лицо которого, правда, было залито кровью, но который был относительно легко ранен. Пришлось объяснять, что первому раненому требуется куда более срочная помощь».

По затемненным улицам по-прежнему взад и вперед бегали солдаты, вынося оставшихся раненых на промежуточную остановку. Тем временем началась новая волна артобстрела. Весь район эвакуации погрузился в огонь и наполнился летящими осколками, наносившими новый урон. Невзирая на артобстрел, эвакуация продолжалась. Все принимавшие в ней участие, не минуты не колеблясь, оставляли укрытия и шли в огонь, лишь бы не задерживать спасения тех, кто истекал посреди улицы кровью.