Моше Натан - Битва за Иерусалим

Но вот после продолжительного молчания рация командного пункта вдруг заработала. Послышался ликующий голос Узи: «Мы находимся рядом с музеем Рокфеллера». Моти не поверил своим ушам.

— Ты уверен?! — загремел он в микрофон.

— На все сто!

Музей Рокфеллера был вскоре взят вспомогательной ротой 8-го полка, внезапно и неожиданно для себя оказавшейся среди солдат 7-го полка.

Как эта рота очутилась в полку Узи вместо того, чтобы плестись в хвосте других штурмовых рот собственного полка, и в каких побывала переделках? — рассказ особый.

Коротко, однако, скажем:

Вспомогательная рота в сумятице прорыва в иорданский Иерусалим потеряла связь со своим полковым командиром (см. главу «Ворота Ирода, Дамасские Ворота»). А так как знание местности у личного состава равнялось нулю, карт же и аэрофотоснимков не было, рота продолжала движение по неправильному шоссе, сворачивающему с дороги Шхем на юг — к воротам Мандельбаум. Так они шли ускоренным маршем, пока один из находившихся в роте иерусалимцев вдруг не всполошился: «Что такое? — воскликнул он. — Мы стоим перед воротами Мандельбаум!». Командир роты понял, что произошла ошибка, и решил возвратиться назад с тем, чтобы повернуть в город. На этом пути он пересек дорогу на Шхем, по которой незадолго прошли роты его полка, и вместо того, чтобы следовать за ними, устремился к Американскому кварталу.

«Мы хотели, — говорит он, — выбраться к музею Рокфеллера, но ни я, ни бойцы не имели в тот момент ясного представления, где находится музей. Один иерусалимец предложил повернуть на юг, другой — на север. Пока мы спорили, нам попался араб. Мы попросили его быть арбитром, но он испугался и предпочел молчать. Оставалось лишь двигаться дальше по той дороге, на которой мы уже находились. Шагали и шагали, пока в конце улицы не встретили солдат 7-го полка».

Во время этой встречи Иосек, командир 8-го полка, связался со своим коллегой, командиром 7-го полка, и попросил помочь ему — атаковать восточный фланг музея. Рокфеллера. Он пояснил, что потерял много людей во время тяжелого обстрела, которому его полк подвергался в полосе прорыва (см. главу «Ворота Ирода, Дамасские Ворота»), и утратил связь со вспомогательной ротой, в составе которой находятся полковые минометы и безоткатные пушки. Он опасается, что и эта рота попала под обстрел и разгромлена. «Нет! — прервал его Узи. — Они находятся в данный момент рядом со мной. Можешь поговорить с ними сам. Я немедленно их посылаю к музею Рокфеллера».

Так он и сделал.

После того, как приказ овладеть музеем Рокфеллера был отдан, один из командиров взвода безоткатных пушек подобрал себе группу парашютистов и двинулся с нею в сторону музея. Отряд вышел к роще древних олив на широкой площади перед фасадом музея и установил там пулеметы прикрытия. Затем, сняв с себя тяжелое снаряжение, солдаты налегке устремились к разбитому перед музеем цветнику. Напротив высился фасад, выложенный белыми плитами, придававшими зданию благородное величие. Один из парашютистов прокрался к северным садовым воротам. Они оказались не на запоре. Четверо бойцов проскользнули внутрь и помчались к корпусам. Одно-временно в тылу музея, на стене Старого города, появились десятки легионеров. Теперь они подстерегали следующие штурмовые группы, каждый раз поливая их огнем и забрасывая гранатами. Из рощи маслин, из-за древних искривленных деревьев пулеметчики прикрытия отвечали на огонь. Весь район охватило пламя боя.

Град пуль и гранат, сыпавшийся со стены, с упорной неукоснительностью преследовал атакующих. Огонь кромсал прекрасную облицовку здания, доставленную из каменоломен Шомрона и Иерихона, но не мог умерить наступательный порыв парашютистов. Они продвинулись в сторону башни музея и заполнили верхние этажи. Когда, запыхавшись от бега, они взобрались на самый верх восьмигранной башни, перед ними с высоты птичьего полета открылся весь Иерусалим — и новый, и древний — с его холмами и склонами, башнями и стенами, сияющий снизу своими куполами, храмами, золотом и серебром мечетей.

Один из парашютистов, покоренный дивной красотой пейзажа, на минуту отвлекся, но пули тотчас напомнили ему, что, собственно, происходит, заставив искать укрытия. Верх башни пришлось срочно оборудовать под позицию, чтобы отвечать на огонь. В нижних этажах повысыпали землю из цветочных горшков, набили этой землей мешки, подняли их наверх и соору-дили настоящее укрепление.

Но вот кто-то из солдат решил спустить плещущийся над башней иорданский флаг и поднять флаг Израиля. Он нашел мятый кусок белой материи, начертил на нем две параллельные линии, а между ними Щит Давида. Покончив с этим, он подошел к флагштоку.

«Я стоял на площади перед музеем, укрывшись за оливой, — рассказывает один из бойцов, — когда вдруг заметил, что иорданцы резко усилили обстрел башни. Глянул вверх и вижу, что кто-то спускает иорданский флаг. Прошло нескольку секунд. В небе появилась полоса белой ткани. Она поднималась по флагштоку рывкамищока не остановилась и не зареяла над Иерусалимом. С этой минуты и до самого вечера эта полоска превратилась в мишень для непрекращающихся выстрелов: легионеры просто вынести не могли ее вида».

«Стреляли они удивительно точно, — рассказывает другой. — Я сидел и смотрел из окна, как они весь день стреляют, не прерывая попыток сбить флаг. Нельзя было без волнения на это смотреть. Но самым удивительным было то, что флаг не падал!.. Вокруг дым, снаряды, осколки, — а флаг реет себе! Ребята, находившиеся вместе со мной на позиции, воспрянули духом и говорят: «Гляди, какая во флаге сила. Если не удастся им сбить его, — этой же ночью Старый город будет в наших рука х!.. Такое настроение очень поддержало нас в тот день».

Огонь продолжался без передышки, но каменная твердыня музея служила надежной защитой. Это позволило парашютистам передохнуть и прийти в себя после штурма. Иные даже предпринимали экскурсию по этажам, прогуливаясь, как во сне, среди прекрасных обломков тысячелетий. Помятые, утомленные, с расстегнутыми ремнями на пропитавшемся потом, за-брызганном кровью маскировочном обмундировании, они бродили по коридорам, в которых как бы застыло прошлое. Они увидели редчайшие свитки Мертвого моря, черепки с глинописью на арамейском — знаки, начертанные несколько тысячелетий тому назад, — резные фигурки из кости, по-видимому, из дворца царя Ахава в Шомроне. «Это было ужасно странно, — говорит один из солдат. — Ты занял музей, ходишь по коридорам, и на тебя смотрят тысячелетия. Ангелы с отбитыми крыльями, львы с вытаращенными глазами, разинутой пастью, словно готовые тебя растерзать».

Во время этого путешествия в прошлое взгляд одного из парашютистов невольно остановился на бронзовом барельефе из двух частей. На первой пластине изображена собака, вонзившая клыки в загривок льва. На второй — огрызающийся лев. Древний мастер навечно остановил животных в момент, когда они ощерились друг на друга, показывая клыки.