Евгений Воробьев - По Старой Смоленской дороге

Люди тянутся к теплу, к уюту, жизнь берет свое; в полку за эти месяцы сложился свой быт, свой уклад, и многие довольны, что всю осень и часть зимы ведут оседлый образ жизни в этой Пустошке, в окрестных деревнях, в блиндажах и землянках, врытых в западные крутости оврагов.

А что значит — зимовка полка? Это значит, что и немцы, в той же самой мере пользуясь покоем, зимуют в других деревнях, в нескольких километрах западнее. И закрепились немцы на своем рубеже так, что вот уже полгода дивизия, а с нею и весь Западный фронт топчутся на месте.

Несколько раз начинали наступательные операции, первая из них, помнится, была проведена двенадцатого октября. Кровопролитные, но безуспешные бои!

Квашнин знает, что здесь, севернее Орши, стоит 78-я штурмовая немецкая дивизия, которой командует генерал-лейтенант Траут. Дивизионные разведчики, бродившие по ближним тылам врага в предзимье, а также партизаны, перешедшие линию фронта, сообщили, что в траншеях 78-й дивизии торчат шесты с табличками: «Русским вход воспрещен — здесь Траут» или: «Где стоит Траут — русские не пройдут». Немцы отрыли на этом участке фронта больше десятка траншей. Они прорезают Минское шоссе между 471-м и 472-м километрами, считая от Москвы. По сведениям разведотдела штаба дивизии, генерал-лейтенант Траут считается в ставке Гитлера мастером обороны, его называют железным генералом. Трауту предлагали более высокий пост, но он отказался. Гитлер, которого так бойко изображал сейчас клоун Вяткин, наградил Траута Рыцарским крестом. А вот узнать бы, кто у немцев держит фронт южнее Траута и где у них стык частей? И правда ли, что в 78-й штурмовой дивизии семнадцать тысяч солдат? Захваченный пленный этого, к сожалению, не знал; во всяком случае, на первом допросе, проведенном до концерта, пленный показался не очень-то осведомленным.

Квашнин вдруг испытал острое недовольство собой. «Именуюсь разведчиком, а точно ничего не знаю. Слишком часто довольствуюсь догадками… В нашем словаре вообще не должно быть места словам „приблизительно“, „около“, „по всей вероятности“. Да здравствует точность во всем и всегда!»

Наверное, иные зрители еще и сейчас раздумывают, как это фокуснику, выступавшему в первом отделении концерта, удалось вытащить из своей тросточки столько цветных шелковых платков, да еще колоду карт, да еще цилиндр. Но ему, капитану Квашнину, значительно важнее было узнать, где у немцев стык двух полков или дивизий.

А заодно выяснить бы, как устроены немецкие бронеколпаки, которые наши называют «лошадиный череп», «краб». А может быть, у этих дотов различное устройство и оборудование?

Квашнин снова вгляделся в пленного, сидевшего сбоку; тот не спускал воспаленных глаз со сцены.

Что известно этому обер-ефрейтору с испуганным лицом, который, однако, пытается время от времени выглядеть независимым и даже высокомерным? И что удастся вызнать у него? Может, генерал-лейтенант Траут уже убрался со своими штурмовиками из этой округи и его траншеи заняла другая дивизия? А может, противник готовится к отходу на новый рубеж? Не повторить бы нам ошибку под Вязьмой, допущенную минувшей весной, когда разведка проморгала отход противника. Вот тогда будет уже совсем не до смеха и самый находчивый клоун, какой бы нос он себе ни приклеил, как бы ни размалевал себе рожу и какие бы уродливые ботинки ни напялил, разведчиков не рассмешит…

Пора бы закруглиться с этим концертом и отправить «языка» в разведотдел дивизии. В прошлый раз «языка» отвозил в штаб Привалов. Да, вряд ли старший сержант вернется на фронт, ему бы как-нибудь прожить без костылей в тылу…

Разведчиков ждет отдых, а вот у него, у капитана, хлопот полон рот. Нужно еще написать похоронное письмо родным Лавриненко; чем больше детей, тем тяжелее отправлять извещение…

«Пал смертью храбрых…» — так пишется во всех случаях, даже когда убитый сплоховал, смалодушничал в своем последнем бою или погиб по-глупому.

Но что касается Лавриненко, он в самом деле был из самого храброго десятка.

Впрочем, бывает и так, что труса дома больше любят и дольше оплакивают, чем иного героя…

Капитан Квашнин отчужденно прислушивался к веселому гулу зрительного зала и все с большим нетерпением ждал конца концерта.

Он был очень доволен, когда все участники концерта, держась за руки, вышли на сцену и спели на прощание:

После концерта подполковник обошел разведчиков, каждого поблагодарил от лица службы, каждому пожал руку, сообщил, что представлен к награде.

Когда очередь дошла до Беспрозванных, Ноль-ноль что-то приватно доложил подполковнику. Поскольку помкомвзвода шептать не умел, Беспрозванных расслышал:

— …лично спас старшего сержанта…

Подполковник заинтересованно посмотрел на Беспрозванных, задержал взгляд на его крепко сколоченной фигуре. Тот стоял понурясь, опустив плечи.

— А почему невеселый? — спросил подполковник. — Кажется, тебе и клоун настроения не прибавил. Или устал? Мы ведь с замполитом пригласили на концерт желающих. А ваш помкомвзвода — рад стараться! — выдал приглашение за приказ. Что же это ты, Храпченко, опять дров наломал? Куда их тебе столько? Зима-то на исходе…

Ноль-ноль стоял, держа руки по швам; он виновато потупился и молодцевато отступил на шаг.

Он умело вел себя в минуты, когда начальство ругало и когда хвалило. Он был убежден, что правильный подход к начальству и отход от начальства — основа военной службы, они важны не менее, чем зычный голос и бравый вид. Когда начальство хвалило, на лице помкомвзвода было написано: «Всегда рад стараться. Вы же знаете, какой я служака. Ваш приказ для меня — закон!» Ну, а если начальство его ругало (что случалось значительно чаще), то всей позой и выражением лица Ноль-ноль подчеркивал, что рвется поскорей исправить допущенную оплошность или выполнить любое новое поручение.

Вот и сейчас на лице помкомвзвода можно было прочесть только преданность и рвение.

Подполковник махнул рукой и отвернулся.

— Разрешите обратиться, товарищ подполковник, — неуверенно попросил Беспрозванных.

— А что разрешить?

— Отлучку в медсанбат. За день успею туда и в обрат. Проведать Привалова, старшего сержанта. Шинель, вещмешок доставить.

— Ну что же… Только пройдет ли машина после такого снега? В Спас-Вилки дорога известная: Иван прошел — вот и вся дорога.

— А я как раз и есть Иван, — улыбнулся Беспрозванных и переступил с ноги на ногу.

— Машина утонет в первом сугробе, — гаркнул помкомвзвода; он сделал шаг вперед, держа руки по швам, ел глазами начальство.

— Тогда возьмите розвальни. А вы, Храпченко, обеспечьте лошадей.