Алексей Гарри - Рассказы о Котовском

Бандитские атаманы, хотя и действовали совместно, постоянно враждовали друг с другом в борьбе за власть и славу. Ну хорошо, он, Антонов, поедет в Звенигород, а тем временем состоится генеральное сражение, красная конница будет разгромлена, и всю честь этой победы припишет себе командующий первой бандитской «армией», выскочка, подпрапорщик царской армии эсер Богуславский А можег быть, командир «дивизии» громила Матюхин Или, чего доброго, командир «бригады» воришка Васька Карась Тогда Антонов приедет из Москвы к разбитому корыту. За время отсутствия победители спихнут его. Уедет главнокомандующим, а вернется никем. Нет, не бывать этому! И Антонов решил не ехать на звенигородское совещание, а направил туда начальника штаба Ектова и политического комиссара своих «войск», матерого врага советской власти, старого эсера Ершова, который когда-то знавал Савинкова лично.

Бесстрашный Алексеенко прекрасно справился со своей задачей он благополучно доставил обоих делегатов в Москву, а там прямехонько в комендатуру ВЧК.

Ершов держал себя вызывающе, непримиримо и не пошел ни на какие уступки, не пожелал раскаяться. Этого матерого врага советской власти коллегия ВЧК приговорила к расстрелу.

Иначе повел себя Ектов. Побеседовав несколько раз с Дзержинским, Ектов чистосердечно рассказал всю правду о своей жизни и предложил искупить совершенные им преступления любой ценой. Для себя он ничего не просил он согласен был на все, лишь бы освободили его жену и трех взрослых дочерей, которые, как ему стало известно, находились под охраной губчека в Тамбове. Ему поверили. И теперь он поступал в распоряжение Котовского.

Закончив свой рассказ, Тухачевский вопросительно глянул на командира кавалерийской бригады. Потом спросил:

— Ну, как, Григорий Иванович Надумали что-нибудь… Учтите, Ектов приговорен к расстрелу… условно, конечно… Дальнейшая его судьба — длительное заключение или полная свобода — будет зависеть от того, как он сумеет искупить свою вину. Что касается семьи, то, как ему и обещал Дзержинский, она будет скоро освобождена, но на всякий случай вывезена из Тамбовской губернии…

Котовский молчал, то и дело подергивая себя за нос.

Наконец Котовский медленно заговорил, заметно заикаясь, как всегда, когда он бывал взволнован.

— Видите ли, Михаил Николаевич, есть у меня, признаюсь, одна идейка… Только я сейчас, сию минуту ничего вам о ней не скажу. Как говорят у нас на Украине, «це треба разжувати».

Командующий внимательно слушал. Котовский продолжал:

— Идейка неплохая, только тип этот уж больно ненадежен. Взяли его будто насильно, под дулом пистолета, а после этого он почти год оставался добровольно правой рукой Антонова… Что же, сбежать не сумел от этого трепача Герой двух войн! Нет, тряпка он, баба, а не штабс-капитан! Я бы на месте Куропаткина дворянином его не делал…

Тухачевский прервал Котовского:

— Ектовская версия такая он долго не знал, что его семья взята под стражу органами губчека… Их ведь забрали в Тамбове, у дальних родственников, где они скрывались. Ектов боялся мести Антонова по отношению к семье, если он сбежит. А вообще, по его словам, он находился у Антонова как бы под домашним арестом, за ним следили. И Ершов по пути в Москву ему признался, что Антонов приказал не спускать с него глаз и в случае малейшего подозрения пристрелить без лишних разговоров.

— Это он вам сам рассказал — поинтересовался Котовский.

Командующий отрицательно покачал головой.

— Нет, на эту тему я с ним не беседовал. Да и вообще я потолковал с ним с полчаса, не больше, незадолго до того, как вам его представить. Предупредил, что он поступает в ваше распоряжение, рассказал о вас, чтобы знал, с кем отныне будет иметь дело. Впрочем, он и до этого был о вас наслышан. Вы что же думаете, о Котовском знают только в Бессарабии или на Украине?

Котовский смутился, как всегда, когда вопрос заходил о его славе. Тухачевский же продолжал:

— Нет, не с его слов я знаю о том, что сейчас вам рассказал позавчера член коллегии ВЧК Левин мне дал прочесть показания Ектова на следствии в Москве. Левин специально прибыл в Тамбов для — наблюдения за окончательной ликвидацией антоновщины.

— Так-то оно так, — согласился Котовский, — но и мне с Павлом Тимофеевичем придется основа-тельно побеседовать…

Он снова задумался, но ненадолго. Встав, вытянулся и доложил:

— Товарищ командующий! Прошу на разработку и подготовку предстоящей операции десять дней…

— Да вы сядьте, — прервал его Тухачевский, — и бросьте эти официальности. Скажите лучше, как я узнаю, что именно вы задумали?

— Я задумал, — ответил Котовский, — использовать этого Павла Тимофеевича на все сто процентов, так сказать, извините за выражение, сделать из дерьма пулю!

Командующий рассмеялся.

— И чтоб эта пуля угодила в Матюхина — спросил он.

— В него в первую очередь, а там видно будет! А как я вас поставлю в известность..

— Шифром, по железнодорожному телеграфу. Ведь до сих пор только раз провод от Медного до железной дороги бандиты перерезали А так эта связь работает бесперебойно.

Котовский в задумчивости потянул себя за нос.

— Не доверяю я ни шифру, ни телеграфу, Михаил Николаевич, — убежденно заговорил он. — Давно ли губчека раскрыла в самом губвоенкомате целую организацию эсеровских приспешников? Не они ли под самым вашим носом, — он быстро поправился, — простите, под нашим носом, Матюхину целый ящик наганов переправили? А давно ли моршанский уездный военком накормил моих коней овсом с битым стеклом? А не остались ли и сейчас хвостики разгромленных эсеровских организаций?

— Что же вы предлагаете — спросил Тухачевский.

— Давайте так доверьтесь мне, а я вас поставлю в известность только в общих чертах, обиняками… В той степени, в которой мне сможет понадобиться ваша помощь. Идет?

Командующий не колебался.

— Будь по-вашему, — решил он, — только смотрите, не зарывайтесь!

Когда Котовский взялся уже за ручку двери, Тухачевский окликнул его, погрозив пальцем.

— В последний раз прошу вас, Григорий Иванович, не зарывайтесь! Знаю я ваш характер!

Котовский молча взял под козырек и вышел из вагона. Бойцы и командиры, прибывшие с ним, ожидали с нетерпением. Но комбриг им ничего не сказал, отмалчивались и те, кто был с ним в салоне командующего.

Отряд Котовского накормили в укрепленном районе лагерного сбора курсантов. Там же дали сена коням; овес был взят с собой. Потом комбриг отозвал в сторону своего шофера.

— Ваше благородие, — споосил он шутливо, — сколько человек сможешь взять на свою машину до Медного?

— А сколько надо?

— Было нас с тобой пятеро, а сейчас надо — девять!