Валерий Жмак - Летчик Девятаев. Из фашистского ада – в небо!

Услышав свою фамилию, Михаил обомлел, ведь не ему одному уже удалось сбить фашиста!

Сзади кто-то из товарищей одобрительно похлопал по плечу:

– Доверяют, Миша. Молодец!..

– Так держать, Михаил, – поддержал стоявший рядом командир звена.

Первый месяц войны истребительный полк дрался с немецкими асами без передышки. Каждый день дежурные звенья, сменяя друг друга, поднимались в воздух по пять-шесть раз и вступали в бой с превосходящими силами люфтваффе. Иногда для сопровождения наших бомбардировщиков или для перехвата самолетов противника с аэродрома взлетала и уходила на запад целая эскадрилья.

В конце июля 1941 года большую группу летчиков из могилевского полка внезапно вызвали в Москву. Был в этом списке и лейтенант Девятаев.

В столице в торжественной обстановке состоялось награждение орденами и медалями тех, кто отличился в первые дни войны. В этот день Михаил Девятаев получил свою первую награду – орден Красного Знамени.

Через шесть дней из-за отступления наших войск могилевский полк покинул свой аэродром и перебазировался ближе к Москве. Перелетев в район Тулы, авиаторы получили еще несколько истребителей «Як-1» и приступили к выполнению новой задачи: охране московского неба.

Основной задачей являлся перехват вражеских бомбардировщиков, летевших к советской столице и пытавшихся сбросить на ее кварталы свой смертоносный груз. Регулярно вылетал на перехваты и Девятаев.

К середине августа 1941 года Михаил выполнил не один десяток вылетов и принял участие во многих воздушных боях. Все складывалось хорошо: он мужал, набирался опыта и постепенно превращался в матерого бойца, готового сцепиться с любым фашистским асом. Но неожиданно произошло несчастье.

В один из жарких августовских дней Девятаев патрулировал небо над Тулой с напарником Яковом Шнейером. В первые двадцать минут патрулирования обстановка была спокойной. А потом советские летчики заметили большую группу бомбардировщиков, летящих в сторону Москвы. Пара истребителей набрала высоту и ринулась в атаку…

После первого же захода ровный строй немецких самолетов рассыпался, а один отвалил в сторону, оставляя за собой дымный след.

– Готов! – проследил за ним Михаил и развернул истребитель для повторной атаки.

– Мордвин, захожу на крайнего слева. Прикрой! – крикнул напарник.

Новые «Як-1» были оборудованы радиостанциями, и для поддержки связи в воздухе Девятаев выбрал себе позывной Мордвин.

– Понял, прикрываю, – ответил он, направляя свой самолет за ведущим.

Опомнившись после первой атаки, немецкие бомбардировщики начали огрызаться – к советским истребителям потянулись пулеметные трассы. Уклоняясь от них, «Яки» влетели в самую гущу немецкого строя.

И в этот момент несколько пуль впились в обшивку машины Девятаева.

– Черт… – поморщился летчик, ощутив острую боль. – Зацепило…

– Мордвин, ты цел? Ответь, Мордвин! – забеспокоился ведущий.

– Ранен, – ответил Михаил.

– До дома дотянешь?

– Постараюсь.

– Понял. Выходим из боя. Возвращаемся…

Задача была выполнена. Потеряв строй и рассыпавшись в разные стороны, немецкие бомбардировщики сбрасывали бомбы куда попало и поворачивали на запад. Больше в этот день авианалетов на Москву не было.

Получив ранение, Девятаев угодил в госпиталь. До чего же ему было обидно находиться в далеком тылу на госпитальной койке, в то время как его товарищи били в небе врага!

Но деваться было некуда – рана оказалась серьезной, и начальник медицинской службы, производя ежедневный обход, подолгу задерживался возле молодого летчика.

За первую неделю спокойной и размеренной жизни Михаил отоспался, прибавил в весе несколько килограммов, посвежел. На десятый день он понял: долго в госпитале не продержится. А на тринадцатый, когда военврач пообещал полтора месяца реабилитации, решил: пора бежать на передовую – в свой полк.

И сбежал. В одном халате и тапочках.

Но первыми, кого он повстречал на просторах аэродрома, где базировался родной полк, были командир полка и комиссар.

– Девятаев?! – изумленно оглядел внешний вид подчиненного майор.

– Так точно. Вот… прибыл, – промямлил лейтенант, стыдливо поправляя полу халата.

– А где твоя форма? Где медицинские документы с заключением о годности?

– Нет документов, товарищ командир. Не отпускали меня. Пришлось сбежать.

– Ты что о себе возомнил, лейтенант?! – взвился майор. – Полагаешь, без тебя фашистскую сволочь не одолеем?!

Комиссар поддержал командира:

– Михаил Петрович, вас же все равно не допустят к полетам, пока не пройдете медицинскую комиссию. Так зачем же покидать госпиталь таким странным образом и в таком виде?

Молодой человек стоял, понурив голову. Да, начальство негодовало по делу – вину за собой он, конечно же, чувствовал. Но и оправдывающие обстоятельства у него имелись. Ведь не на гулянку же он рвался из госпиталя! Помочь хотел товарищам!

– Ладно, – успокоившись, поморщился комполка, – чего теперь глотку рвать?..

– Согласен, – едва заметно улыбнулся комиссар. – Не отправлять же его обратно.

– В общем, поступим так, Девятаев. Сейчас ты отправишься к полковому врачу и расскажешь ему все как есть. Пусть подумает, как вызволить из госпиталя твои вещи и побыстрее поставить тебя в строй.

– Слушаюсь, товарищ подполковник! – радостно выпалил Михаил.

– Только уговор: не торопиться. Сперва залечишь рану, потом пройдешь комиссию. И только тогда приступишь к полетам. Уяснил?

– Так точно!

Походить по земле-матушке, с завистью поглядывая, как летают товарищи, пришлось целых две недели. Тем не менее молодой организм быстро шел на поправку, и комиссию на допуск к полетам Девятаев прошел успешно.

Полк к этому времени получил два десятка новых самолетов, пополнился молодыми летчиками. Михаила после выздоровления определили в эскадрилью прославленного летчика – Владимира Боброва.

Владимир Иванович был всего на два года старше Девятаева, но так сложилось, что в 1936 году, когда юный Михаил еще только мечтал о небе, Бобров уже отправился добровольцем в Испанию, где очень быстро наловчился сбивать фашистских стервятников. О его мужестве и невиданной смелости не раз писали газеты испанских республиканцев. Всего советский ас уничтожил в Испании тринадцать вражеских самолетов и к началу Великой Отечественной войны имел огромный боевой опыт.

По старой привычке, взятой на вооружение еще в Испании, перед каждым боевым вылетом он повязывал на шею мягкую косынку. А когда его спрашивали, для чего она нужна, отвечал: