Валерий Жмак - Летчик Девятаев. Из фашистского ада – в небо!

– Вот оно! Надо поставить во взлетное положение!

Девятаев перевел рукоятку на одну защелку вниз и зафиксировал напротив цифры «15».

– Теперь точно взлетим.

Вернувшийся Соколов крикнул:

– Все осмотрел! Нет на рулях никаких струбцин!

Летчик и сам уж понимал, что рули свободны. Если б их удерживали струбцины, штурвал не сдвинулся бы с места. А тот все же имел некоторый свободный ход.

– Мишка, чего стоим?! Взлетай! Мишка, немцы бегут со стоянок!.. – послышались встревоженные голоса товарищей.

Посмотрев в противоположную от моря сторону, Девятаев увидел, как темные фигурки покидают стоянки зенитных батарей и быстро двигаются в сторону ВПП.

«Они еще не догадываются о захвате и угоне „Густава“! – понял Девятаев. – Если бы догадались, уже открыли бы ураганный огонь из пулеметов и зенитных орудий. Или выкатили бы на полосу пару грузовых автомобилей и перегородили дорогу. А раз бегут к самолету, значит, уверены, что внутри немецкий экипаж…»

Такой вывод давал надежду на вторую попытку.

– Это меняет дело, – тихо процедил летчик, наблюдая за приближавшимися фашистами. И, обращаясь к товарищам, успокоил: – Не паникуйте, ребята. Сейчас повторим взлет…

Техники, зенитчики, члены летных экипажей и еще какие-то люди в темных комбинезонах бежали к самолету и махали руками. Между «Хейнкелем» и бегущей толпой оставалось не более двухсот метров.

– Мишка, ты чего ждешь?! Взлетай или погибнем! – волновались за спиной товарищи.

Девятаев держал ноги на тормозах, а левую ладонь на рычагах раздельного управления моторами.

«Как взлетать?!» – мучил его последний и самый важный в роковую минуту вопрос.

Он мог попробовать разогнать бомбардировщик с обратным курсом – в ту сторону, откуда только что осуществил неудачный взлет. Но если самолет не смог оторваться от полосы, разбегаясь против ветра, то появится ли шанс при разбеге по ветру? Да, теперь закрылки поставлены во взлетное положение, только даст ли это нужный прирост подъемной силы? К тому же впереди виднелись препятствия: ангары, капониры, радиомачты, высокие деревья на краю леса… Может быть, шанс взлететь им и улыбнется, но появится другая опасность – сразу после взлета воткнуться в какое-нибудь здание или зацепить крылом растяжку антенны.

Немецкие зенитчики и аэродромная обслуга приближались. У толпившихся позади пилотской кабины заключенных начали сдавать нервы.

– Мишка, б…, ты хочешь, чтоб мы все погибли?! Взлетай!..

Летчик почувствовал, как в спину уперся холодный клинок штыка от немецкого карабина.

– Да вы охренели?! – рявкнул он на товарищей. – А ну, два шага назад!

Те шарахнулись обратно.

Девятаев вернулся к управлению самолетом. Правая ладонь сжимала штурвал, левая была готова двинуть вперед рычаги раздельного управления моторами. Ноги на педалях тормозов. Сквозь круговое остекление кабины он глядел на окружавших самолет фашистов и скрипел зубами от накопившейся злости…

Решение в его голове уже созрело. Взлетать нужно только против ветра – в сторону моря. Чтоб наверняка! Но для этого он должен прорулить по всей длине взлетно-посадочной полосы и вернуться на исходную позицию. А это почти два километра!

– Вперед! – крикнул Михаил, увеличив обороты моторов и отпустив тормоза.

«Густав» сорвался с места. Переваливаясь на неровностях грунта, он вернулся на бетонку и на приличной скорости въехал в толпу гитлеровцев.

– Дави сволочей! – кричал позади Кривоногов. – Дави, Миша!

Не ожидавшие такого развития событий, немцы бросилась врассыпную. А самолет резво помчался к началу полосы…

– Минута! У нас одна минута! – шептал Девятаев, корректируя курс движения педалями. – Через минуту очухается аэродромная охрана, и нам конец!..

О том, что самолет захвачен заключенными, догадались лишь те гитлеровцы, что прибежали к месту его разворота на дальнем конце ВПП. Остальные пока пребывали в неведении. Тем не менее Михаил понимал: все внимание аэродромного персонала приковано к «Густаву».

А «Густав Антон» мчался к началу полосы, откуда взял свой первый завершившийся неудачей старт.

«Стрелять пока не будут. Кишка тонка, чтоб вот так взять и начать палить по личному самолету коменданта авиационного гарнизона. Приказ им нужен. Личный приказ коменданта! А его еще нужно дождаться. Лишь бы не перекрыли полосу грузовиками! – волнуясь, рассуждал Девятаев. И снова хмурился: – Получится взлететь или нет? Закрылки стоят во взлетном положении, но почему не вышло отдать штурвал от себя? Почему он не слушается? Неужели я настолько обессилил, что не могу одолеть сопротивление механизмов?..»

Он мельком оглянулся на товарищей, сидевших позади пилотского кресла в узком коридорчике бомбового отсека. Все были худые, бледные, изможденные. Кожа да кости. Среди остальных выделялся Володька Немченко – белорус, уроженец местечка Новобелицы, что напротив Гомеля через реку Сож. Шестнадцатилетним мальчишкой он был угнан фашистами на каторжные работы. Пытался бежать, но где там… Поймали и долго истязали. Во время пыток выбили ему один глаз, изуродовали лицо. В лагере смерти Володька стал до того худым, что полосатая роба висела на нем бесформенным мешком, а сам он походил на шестидесятилетнего старика. И весил не больше тридцати пяти килограммов.

«Вот и я небось такой же, – вздохнул Михаил. – Неудивительно, что не справился со штурвалом…»

Дежурившая у старта немка в черном комбинезоне продолжала шмалять в небо красными ракетами. Похоже, она догадывалась о захвате самолета, но сделать ничего не могла.

Не обращая на нее внимания, Девятаев подкатил самолет к торцу полосы и осторожно – чтоб опять не завалиться на крыло – начал разворачивать бомбардировщик носом к морю. Одновременно просунул в коридорчик руку и, нащупав кого-то из товарищей, дернул за воротник робы:

– Один вперед – на место штурмана.

На «лежанку», которую штатный штурман занимал в боевом положении, работая с бомбовым прицелом, проскользнул Володя Соколов.

– Еще двое сядьте рядом – будете помогать со штурвалом.

И этот приказ был моментально выполнен. Кривоногов и Кутергин уселись на штурманскую чашку. Оба относительно крепкие, с сильными и цепкими руками.

Все, больше ни секунды промедления!

Михаил дал полный газ и сразу отпустил тормоза.

Как и в первый раз, машина послушно сорвалась с места и побежала по бетонке, быстро набирая скорость.

Мелькающая под кабиной поверхность земли слилась в сплошную серую полосу.

«Пятьдесят… семьдесят… девяносто… Пора!..»

СССР

1941–1942 годы