Андрей Воронов-Оренбургский - Сталинград.Том шестой. Этот день победы

Вай-ме! Чувствуя спинным мозгом, как в этом дьявольском-сложном движением воли разбил колдовские чары, разморозил-растормозил свои ноги и, увлекая с собой Осинцева, Звериным броском кинулся на дорогу, на разбитый асфальт. Слыша, как знакомо и жутко ахает, трещит, вскипает горящее топливо, и огромный ревущий взрыв, как охапка алых маков с чёрной прожилью, всепожирающим хлопком трахнул до самых крыш, отбрасывая, как игрушку, многоэтажный танк, стрекочущую саранчу мотоциклетов, наполняя перекрёсток слепящей ртутной вспышкой, адовым пеклом, тупым выжигающим небо огнём.

Танкаев и Осинцев, как в воду, летели к земле, бухнулись грудью, сдирая бушлаты и локти, перегруппировываясь в кувырке. Лежали в кювете и видели, как вторым оглушительным взрывом лопнула и взлетела на воздух другая цистерна: не то с газом, не то с нефтью, не то с тем же бензином…Как горели кирпичные стены домов, как факелы, пылали застуженные, облетевшие тополя; чёрный скелет грузовика просвечивал сквозь красно-золотое зарево, и в нём бились, корчились, исчезали в трескучем вихре автоматчики СС. Какой-то офицер в чёрном плаще нараспашку, бежал в их сторону, ещё сохраняя свой контур, подобье тела, будучи весь охвачен огнём, сгорал на глазах, подламывался, падал, и к нему по асфальту приближался кипящий ручей бензина.

…Они отползали от взрыва, обугленные, в волдырях, сбивая с шапок капли огня, видя, как смрадно, страшно горит весь квартал: танки, грузовики, пара легковых автомобилей, бронетранспортёр. Какой-то мотоцикл с контуженым водителем, дав круголя, не удержался на скорости, влетел в огонь, забился в пароксизмах и замер, охваченный красным бураном.

Танкаев моментальным взглядом определили расстояние до отброшенного взрывной волной «виллиса».

– Была не была…Быстро в машину! – комбат встряхнул ошалевшего Алёшку за грудки, так что затрещал солдатский бушлат. Рванули. Добежали. Майор втолкнул его на заднее сиденье, сам ввинтился на переднее. Повернул ключ. Кинул пробитого пулемётной очередью, потерявшего один глаз, «американца» вперёд. Слева гулко застрочил пулемёт. Трассирующие пули прочертили оранжевые строчки, отскакивая от камней, как брошенные окурки.

…с рёвом и хрустом железа «виллис» сквозь пули свернул с перекрёстка, повинуясь животной реакции. Вздыбливая колёсами ошмётья песка и снега, они мгновенно покинули опасное место, оставляя за собой море бушующего огня.

– И-ай, съездил к тебе, Арсэний Иваныч! – люто рычал комбат. – Скажи на милость…Не солоно хлебавши…Как ты сам, брат? Бисмилла, арра-х ман, аррахим…Дэржис, джигит!

Мило просвистала граната с радостным визгом, как ведьма в ступе. В правую щёку им дунуло тёплым ветром и сильно качнуло. Раскалённый хвостатый шар, обогнав их, шарахнул в чёрный проём первого этажа, промерцал ослепительной вспышкой, превращая каждую соринку и волос в слепящую плазму, оплавляя в жидкое стекло бетонные стены. Наружу вырвался жаркий хлопок. Знакомо пахнуло душным паром огромного мясного котла. Значит там были люди! По всему гражданские, беженцы, возможно, чья-то семья…В оконном проёме дрожал и светился лилово-малиновым воздух, – в нём, как в термопечи крематория, исчезала и гасла уничтоженная материя.

– Шакалы! Да сгниёт на корню ваш род! Да уточните вы в своей собачьей кр-рови!..Лёшка-а, дэржис-с!! – Танкаев снова резко вывернул руль, сделав крутой вираж. Дал полный газ. «Виллис» на бетонном бордюре, как гончий пёс, подпрыгнул ввеерх на всех четырёх колёсах – пулемётная очередь зло прохлестала у него под ребристыми шинами. Перемахнув овраг одним мощным броском, машина с лязгом коснулась земли, заскакала юрким лягушонком среди канав и воронок, повторно увёртываясь от осколков раскалённого металла.

– Да вашу в душу мать!.. Чёртова сволоч-ч!

Теперь с характерным для немецких моторов горлово зарокотало справа – ещё один преследователь, мигая фарами, поливая пулемётными очередями из MG 42, яро гнался за ними.

Пули вонзались в землю, щепили дерево, кололи асфальт у самых колёс «виллиса», свистели совсем рядом, повторяя все их рывки, повороты. Мотоцикл с коляской неумолимо нагонял-приближался, и пули ложились всё ближе к цели. Одна трассирующая пуля расколола в дребезги боковое зеркало, другая просвистела так близко, что у комбата захватило дух, а в глазах на миг застыло ошеломление.

– Граната есть? – срываясь на крик, гаркнул Танкаев.

– Что-о? – сердце Осинцева паровым молотом стучало в груди.

– Граната, баран! – под воздетой бровью абрека грозно сверкнул волчий чёрно-фиолетовый глаз.

– Так точно! Вот! – Лёшка лихорадочно протянул увесистую болванку.

Майор рванул чеку и, не снижая скорости, уверенным броском швырнул через плечо лимонку, закованную в рубчатый железный доспех.

Мотоцикл подбросило, швырнуло взрывом и он, теряя седоков и управление, рухнув в кювет. Пулемёт строчил сам по себе; пули, отскакивая от гранитных стенок водостока, изрешетили тела стрелка и водителя. Мотоцикл был смят, топливный бак мгновением позже взорвался. Второй вражеский экипаж, на счастье беглецов, внезапно подорвался на противопехотной мине. Взрыв выбросил эсэсовцев из тарахтящей «колесницы» двумя окровавленными мешками. Изодранное в клочья колесо коляски нашло следующую мину. Взрыв вспыхнувшего топлива разорвал машину на части – взметнул столб пламени, и в свинцовое небо взлетели куски рваного железа.

…Комбат резко дал по тормозам. Остановил машину и оглянулся. Погони не было. Им опять повезло. Немыслимо повезло! Секунду Танкаев смотрел на пожар, и в его тёмных глазах стояла картина разрушения.

Осинцев был потрясён неведомыми доселе способностями командира. На бледном лице Алёшки слабо загорелся румянец.

– Не знаю, как и благодарить вас, товарищ майор. Заново родились…мы сегодня. Если бы не вы…

– Отставить, сержант. Что, набоялся?

– Как есть…немножко, – заворожённо глядя на своего спасителя, мелко тряс головой Осинцев.

– Кхе, если «нэмножко», значит герой, – подмигнул комбат.

– Ну вы даёте, Магомед Танкаевич! Наши так не пляшут…Лихо, товарищ майор! Высший пилотаж! Чтоб я так мог…Где научились?

Танкаев добродушно улыбнулся, белой блесной зубов. Приветливо, почти ласково глядел на желторотого первогодка Осинцева, своими тёмно-каштановыми глазами. – Всё хорошо, что хорошо кончаетца, Алёшка. «Гдэ научился» гавариш-ш? Жить захочэш, ещё не так сможеш-ш. Дошло-о? Эх ты…»не страшна нам бомбёжка любая» – задумчиво усмехнулся комбат; сбил на глаза парня обгоревшую ушанку и утвердительно кивнул:

– А помирать нам и вправду – рановато. Есть у нас ещё дома дэла». Вэрно, сержант?

– Так точно, товарищ комбат! – Лёшка был польщён обращением.