Сергей Ковальчук - Великая Отечественная война глазами очевидцев

Мы переправились. И таких, как мы, переправлялись сотни. Были задействованы все лодки. И вот по такой переправе мы переправились 10 июля 1942 года. И на середине Дона в наш плот попало, срезало ноги бойцу сидящему, он упал в воду. А мы все-таки переправились.

По Дону рыбы полно брюхом кверху. Казачки под огнем ловят эту рыбу, не боятся! Когда мы переправились, то нас провели как раз мимо дома Шолохова, чтобы занимать позицию.

Угол отбит, и казачка говорит:

– Только что убили мать Шолохова.

Я спрашиваю:

– А Шолохов где?

Она говорит:

– А он увез семью в тыл, на хутор Гороховский.

Вот так мы оказались в знаменитой Вешенской и заняли оборону по тому берегу. И с той стороны, южнее, ночью переправились обратно на другой берег и заняли плацдарм. А немцы ночью пытались скрытно переплыть и нас вырезать. Нам было сказано: «не стрелять!» Темень полная, никакого света нет, что там происходит, в камышах, совершенно непонятно.

Но у них не получилось, а мы переправились. И так появился плацдарм, который немцы так и не заняли до конца Сталинградской битвы. И вот с него и началось наступление. Потом уже.

А здесь мы оборонялись… у меня справка такая: «участник обороны Сталинграда в течение 48 дней». А почему 48 дней? Потому что я был контужен и меня отправили в тыл. Но не просто куда-нибудь, а на курсы радистов.

Это потеря была невероятная. Наш лейтенант Шапиро, в прошлом журналист, с черными роговыми очками, говорит тем, кого отобрали на курсы радистов, кто был со средним образованием из наших (а у меня еще два курса института было):

– Так, раздевайтесь догола в хате. Вот вам перетрум (это такое растение как ромашка мелкая), натирайте все швы изнутри перетрумом, а то вши заедят!

Мы говорим:

– Какие вши?

– Так вас же повезут по Волге на барже. Увидите, что такое. Набивайте все, что можете, мешки там свои, картошкой. Копайте прям в огородах, любые припасы создавайте, воруйте. Потому что кормить не будут.

Все он точно сказал. И вот нашу команду, кто в радисты, повели в сторону Камышина, на Волге. Ну, тут слышна канонада, и самолеты немецкие летают. Неважно. Нас ведут. И помню, как нас на огороде разместили, это была бахча. Больше я арбузов не ел никогда (смеется).

Рядом был наш аэродром, летчики были, все пластинку заводили: «осень, прозрачное утро!», я это запомнил. И погрузили нас на баржи. Маленький буксир, за ним три огромнейшие деревянные баржи, и нас туда грузят. Таких, как мы, на барже было, наверное, человек тысяча. И что главное, что у немцев абсолютно исключалось: никакого деления на подразделения не было. Не было ни роты, ни взвода, ни отделения. Толпа, везут на формировку.

Бедный лейтенант бегал с наганом, говорит:

– Что ж вы делаете?!

А мы прямо на смоляной палубе костер разложили и печем картошку. Потому что нас не кормят. А мы спрашиваем:

– А кормить-то нас будут?

– Какое там кормить! Вы видите, что над Сталинградом?! Какой столб черный стоит! Какая тут кормежка? Вот привезем в Саратов, там накормим.

А они же ползли против течения, эти баржи. Второй проблемой было курево. Хорошо, что тогда я еще не курил. Позже начал. А это для курящего мучительно, когда курева нет. Человек даже в голод так не страдает, как от отсутствия курева.

И шел обмен – у кого что есть. А у нас картошка-то есть. Меняем на пшено и варим картошку с пшеном. И так нашу баржу тащили я не помню, сколько часов. И вдруг на берегу около села толпится народ. А с палубы нашей уже кричат: «лодку!»

И что вы думаете? Поплыли десятки лодок. В эти лодки садится народ, дезертирует туда, в эти села. Командир, этот лейтенант, опять бегает с наганом. А что он может сделать?

Вот так мы ехали, и когда приехали в Саратов, все эти беглецы догадались: пришли в местные военкоматы. И их в Саратове посадили обратно на эти баржи.

А в Саратове нам вернули питание сухим пайком за все эти дни. Паек был замечательным. Мы узнали, что такое американские консервы. Это же чудо было! Короче говоря, там устроили мощный базар, на барже. Почему? Из банок от консервов тут же стали делать ведерки, производство началось местное (смеется) , и появилась курительная бумага, это был «Капитал» Маркса.

Вот в фильмах «Аты-баты, шли солдаты» и «Они сражались за Родину», в них правдиво все показано. И мы были в том же самом месте, в той же самой сталинградской степи, что и в фильме «Они сражались за Родину». В этой степи летом никак нельзя было выдолбить что-то, такая там земля была каменная. Конечно, прекрасная степь. Я увидел чабрец, про который читал. Видел там казаков старых, которые были еще с лампасами. Мы только не знали, что на стороне немцев тоже казаки есть, из Европы приехали. Мы их не видели. В общем, я не буду дальше об этом говорить.

У нас каждая страница из «Капитала» Маркса обменивалась на большую сумму. Потому что курить все хотели. И больше такого почтения к этой книге я в жизни не видел.

Повезли нас по Волге дальше и привезли в город Инзу Ульяновской области. Там были громадные запасные полки. Это были курсы радистов. У нас проверили слух. У кого не было слуха, тех сразу убрали в телефонисты. У меня слух годился.

И первым делом нам старшина объяснил:

– Выкиньте из головы, что «Морзянка», это точки и тире. Никаких точек и тире, только «песенки»! Мотив.

И показал нам. Сначала цифры: ти-ти-ти-ти – это единица; ти-ти-ти – двойка… И так до ноля. Потому что шифровки все цифровые. Ну, а буквы очень сложно запоминать. Нас тренировали на это. И тренировки. А потом сдавали экзамены и после них присваивали класс. Я получил третий класс по приему, второй класс по передаче. Но главное был прием, конечно. Не дай Бог, ошибешься с цифрами, неизвестно что там получится.

И нас стали готовить к отправке на фронт. Отправляли не всех сразу. У кого была лучше успеваемость, тех раньше. И вот, мой земляк, из моего Любарского района, колхозник, был отправлен раньше. А я ждал. Куда отправляют мы не знали.

И вдруг я получаю открытку, она у меня хранится до сих пор. От моего дяди, который воевал с 1939 года, беспрерывно. То Финская, то поход в Польшу. Он был офицером. Я получаю от него открытку и ничего не понимаю. Так вот, тот радист попал случайно к нему в часть. А он всех новобранцев спрашивал:

– А нет ли кого из Житомирской области? А нет ли кого из Любарского района?

Тот говорит:

– Я.

– А вот у меня племянник…

– Как фамилия?

– Дегтяр.

– Так я же недавно с ним только расстался!

И впервые за войну я получил какую-то связь. Он прислал мне свою полевую почту. Но главное, он прислал мне адрес в Горьком, где жила моя тетя. Вот что прислал. Поэтому-то я здесь потом и оказался. Я эту открытку сберег. Я и тонул, и что только не было. В немецком плексигласовом конверте я держал ее со всеми своими документами. Со своей институтской зачеткой и со всем.