Александр Усовский - Славянское сердце

Деревня словно вымерла. На улице – ни одного человека, во дворах молчат собаки…. Народ затаился по домам? Может быть – сейчас такое время, что безопаснее не высовываться на свет Божий…. Во всяком случае, одно внушает надежду – вооруженных патрулей в деревне не видно, как не видно и техники – мотоциклов или грузовиков. Значит, скорее всего, немцев или мадьяр в деревне нет – если бы они были, собаки лаяли бы так, что он бы услышал этот лай ещё на подходе, задолго до делянки…

Темнеет…. Это хорошо, в сумерках ему будет проще пройти незамеченным в дом матери. Мама его ждёт – она всегда ждала его, откуда бы он ни возвращался…. Дома ли младшие братья – Ладислав и Виктор? В сентябре они так хотели пойти с ним…. Хорошо, что он тогда не взял их в отряд – ему и так за эти три месяца слишком часто пришлось хоронить мальчишек возраста его братьев…. Братья тогда записались в деревенский отряд самообороны – охранять мост через Кисуцу и железнодорожный переезд; на весь их отряд надпоручик Дорчак приказал выдать шесть старых «манлихеров» и ящик патронов, – для охраны моста вполне достаточно…

Он осторожно перелез через живую изгородь, не чувствуя, как колючки рвут его кожу – холод сделал его нечувствительным к таким мелочам. В окне горит огонёк – значит, дома кто-то есть…. Его ждут! Его ждут все последние три месяца – с того самого дня, когда он, нашив на рукав комиссарскую звезду, ушёл с отрядом в горы. Три месяца…. Какой мимолётный срок! В мирное время он бы даже не заметил его…

Дверь заперта – что ж, время нынче военное. Он трижды постучал по потемневшей от старости дубовой перекладине, прибитой поверх сосновых досок двери – прежде чем услышал настороженно-негромокое «Кто там?» Единственное, что он смог произнести пересохшими, обуглившимися от мороза губами – «Открой, мама! Это я»…

Дверь открылась – и на пороге возникла испуганная босоногая женщина в наброшенном на плечи, когда-то белом, а теперь желто-сером, полушубке, зябко кутающаяся в пуховый платок. Мама….

В этот момент последние силы оставили его – и, шагнув в жарко натопленную комнату, он изможденно рухнул на пол – последним усилием воли удержав в руках винтовку…

Остановимся на несколько минут.

Эта книга – о жизни и судьбе мужественного и честного человека, Рудольфа Яшика, одного из наиболее ярких и талантливых словацких писателей середины прошлого века, прошедшего Восточный фронт, Словацкое национальное восстание, послевоенные политические репрессии – и сохранившего, несмотря на все тяготы и невзгоды, чистоту души, крепость духа, стойкость характера и верность идеалам своей юности; поверь, мой дорогой читатель, в те времена это было ох как непросто!

Но для того, чтобы каждому, кто возьмет эту книгу в руки, было понятно, в каких обстоятельствах и во время каких исторических событий жил наш герой – просто необходимо включить в ткань нашего повествования хотя бы общие сведения об истории Словакии середины ХХ века, о самых её трагических и одновременно самых героических страницах, о становлении Словацкого национального государства, о сотворении словацкой нации – выковавшейся в горниле Второй мировой. Без этих сведений книга будет неполной, а многое, о чем будет говориться на этих страницах – непонятным; это естественно, новейшая история Восточной Европы обычно очень мало интересует нас, белорусов. Поэтому я счел необходимым дополнить эту книгу краткими заметками об истории Словакии ХХ века – для того, чтобы читатель смог разобраться в том, о чём говорится в этой книге.

Территорию между Польшей и Германией на севере и Австрией и Венгрией на юге мы довольно долго называли Чехословакией; некоторые жители постсоветского пространства говорят так и сейчас, когда единой ЧССР уже двадцать пять лет, как не существует в природе, – и в общем, мы полагаем, что такой миропорядок и такое политическое устройство там было всегда. Тем не менее – такого государства НИКОГДА прежде в истории не было, впервые оно появилось на политических картах мира лишь в 1918 году, когда в Европе с треском рушились могучие империи – Германская, Российская и Австро-Венгерская.

Как известно, средневековая независимая Чехия (со всеми её Пшемыслами, Вацлавами и Карлами) утратила свой суверенитет и перешла под руку австрийских Габсбургов в самом начале Тридцатилетней войны, после битвы у Белой горы в 1620 году – на триста лет сделавшись частью Австрии; впрочем, и до этого территория Чехии входила в западноевропейское политическое пространство – достаточно сказать, что один из её королей, Ян I Люксембург, погиб в знаменитой битве при Кресси в 1346 году (во время франко-английской Столетней войны), сражаясь на стороне французов. Словакии же, как суверенного государства словацкого народа, вообще никогда не существовало – эта территория с конца IX века была частью Венгерского королевства, и как часть этого королевства, она вошла в состав Австрии – чтобы затем, вместе с ним же, в 1867 году получить автономию (государство официально стало называться Австро-Венгрия).

Прошу заметить – чехи и словаки никогда до первой четверти ХХ века НЕ ЖИЛИ В ЕДИНОМ ГОСУДАРСТВЕ. Более того, несмотря на официальную доктрину «чехословакизма», принятую на вооружение в начале прошлого века идеологами чешской независимости, факт остается фактом – чехи и словаки суть ДВА РАЗНЫХ СЛАВЯНСКИХ НАРОДА – несмотря на то, что их языки имеют много общего.

Увлекательную и познавательную историю чешского и словацкого «национальных возрождений» XVIII–XIX веков мы пропустим – желающие могут ознакомиться с трудами «будителей» в специальной литературе. Отметим лишь, что к началу ХХ века словаки и чехи, благодаря своим писателям и просветителям (в числе коих необходимо назвать Ф. Палацкого, П. Шафарика, Я. Коллара, создателя словацкого литературного языка Людовита Штура), уже чётко осознавали себя самостоятельными и самобытными НАРОДАМИ – причём народами славянскими, радикально несхожими с немцами и венграми, представляющими в Дунайской монархии Габсбургов правящие нации. И зерна пропаганды «восстановления чешской независимости», щедро разбрасываемые честолюбивыми политиками соответствующей национальности накануне Первой мировой войны, легли на благодатную почву…

Ничего поэтому нет удивительного в том, что многие чехи, не желая сражаться за интересы Австрии в начавшейся всеевропейской «мясорубке», сдавались в плен – иногда целыми полками, под медь полковых оркестров и с развевающимися знаменами. Также ничего удивительного нет в том, что политические руководители Антанты благосклонно встретили рождение Чехословацкого национального совета, созданного в разгар войны Томашем Масариком, Эвардом Бенешем и Миланом Штефаником в Париже – куда оные политические деятели Австро-Венгрии благоразумно свинтили накануне и в первые месяцы войны (принцип «Разделяй и властвуй» ведь не вчера придуман!). Масарик со товарищи решительно поставили на Францию – благо, профессор Масарик, будучи масоном, повсечасно встречал со стороны своих единомышленников во французском правительстве благосклонное участие. Русофильских же чешских политиков, не бывших столь дальновидными (и посему оставшимися на Родине) – Карела Крамаржа и Алоиса Рашина – австрийская полиция, несмотря на их депутатскую неприкосновенность, арестовала, а австрийский суд приговорил, на всякий случай, к смертной казни; кстати, этой же участи не избежали и коллеги Бенеша по анти-австрийскому «подполью», организованному им перед эмиграцией – Вацлав Клофач, профессора Гербен и Шайнер. И пока Масарик на пару с Бенешем окучивали западноевропейских и американских политиков на предмет разного рода послевоенных льгот и преференций «угнетенному чешскому народу», австрийская полиция старательно расчищала для этой «сладкой парочки» политическое поле на Родине.