Борис Цеханович - Горячий 41-й год

– Меня зовут Курт Зейдель и я обер-лейтенант. Я офицер и сейчас предлагаю вам, как офицеру, сдаться, а ваши солдаты должны подчиниться вашему приказу. Насчёт гарантий я ещё раз их подтверждаю.

Я сидел и с лёгким удивлением рассматривал сидящего передо мной немецкого офицера. Спорить с ним мне не хотелось, это было бесполезно и бессмысленно. Убить его, достать пистолет и пристрелить или приказать это сделать подчинённым – слишком примитивно. Хотелось раздавить его психологически – сломать и раздавить. Показать, что кроме жизни любой ценой есть другое, более высшее.

Приподнялся и выглянул из-за края. Пылевое облако рассеялось и прекрасно было видно, как на дамбе опасливо суетились немецкие солдаты, готовясь оттуда стащить разбитую технику. Ну, пусть суетятся, минут через сорок наступит темнота и вряд ли они будут наступать ночью. А утром мы ещё посмотрим.

– Увинарий, ну-ка помоги офицеру подняться, пусть посмотрит на дамбу. – Все зашевелились и полезли к краю выемке, чтобы тоже смотреть – А что там? Помкомвзвода помог немцу подняться и тот тоже выглянул и посмотрел в сторону дамбы и через полминуты сел обратно на землю.

– Ну что, Курт, что ты там увидел? Чего молчишь? Ты что – так ничего и не понял? – Немец молчал и смотрел прямо мне в глаза, отчего у меня даже шевельнулось подобие уважения к нему и ещё больше захотелось победить его в этом поединке, – Странно… А там стоит твоя часть и никуда она до утра не дёрнется. И мне сейчас всё равно – Кто там стоит? Полк, дивизия, армия, но я её, вот с ними, – обвёл руками сидящих в выемке, – остановил. Я выполнил свою задачу. Выполнил приказ командира дивизии. А ты нет. Ты её завалил. Вот я не безмозглый дурак и понимаю, что завтра, часиков так в восемь, уже буду наверняка убит и ты тоже тут же будешь убитый валяться. Только вот мой командир дивизии завтра донесёт в штаб корпуса, что майор Третьяков с противотанковой батареей и стрелковым взводом погиб, но остановил противника и дал дивизии возможность переправиться на тот берег, спас тем самым тысячи жизней солдат, раненых и гражданским. И сто, а может более человек, которые видели, как я уходил сюда, тоже будут помнить об этом, а когда выживут – вспомнят, хорошо и с уважением. А твой командир полка с офицерами штаба завтра остановятся над твоим трупом и сожалением скажет – Я же верил ему…

У немца болезненно дёрнулась щека и я не замедлил додавить его: – Угадал…? И ты после этого предлагаешь нам сдаться…. Вот знаешь в чём моя сила? У меня есть выбор, а у тебя его нет. Я могу сейчас достать пистолет и пристрелить тебя. Ты мне не нужен, одни хлопоты от тебя.

Я достал пистолет и приставил его ко лбу пленного и он сильно побледнел: – Сейчас нажму на курок и ещё через пятнадцать секунд тебя выкинем из этой ямы…. Но…, противно тебя вот так убивать, зато это мой выбор…, – взвёл курок и сухой щелчок заставил немца вздрогнуть.

– Боишься… А хочешь я тебя отпущу? – Внезапно изменив направление своих рассуждений, заставил немца опять вздрогнуть и в его глазах мелькнула безумное желание жить. Я опустил пистолет и, поставив его на предохранитель, сунул в кобуру, – Иди.., я тебя отпускаю….

Немец глядел на меня во все глаза, не веря в то, что ему предложили и в яме повисло удивлённое молчание.

– Иди, обещаю, в спину стрелять не будут. Шагай, ты мне не интересен…

– Товарищ майор, если вы не хотите пачкаться, дайте я его грохну, – нарушил молчание Петька и, сухо клацнув, отвёл затвор автомата в заднее положение.

– Ты лучше свяжи ему руки и развяжи ноги.

– Товарищ майор, да я его…

– Товарищ боец, закройте рот и выполняйте мой приказ. А ещё возьмите и помогите ему вылезти из ямы.

Петька обидчиво дёрнул плечом и рывком поставил немца на ноги и тот не веря в происходящее, опять глянул на меня: – Господин майор, так я могу идти?

Но его зло пнул под жопу Петька и стал выталкивать из выемки: – Иди.., иди отсюда Фриц, а то я тебя сейчас сам стрельну… иди…, радуйся, что у нас майор такой добренький.

Курт вылез наверх и остановился, глядя сверху на нас, и неуверенно спросил: – Так я пошёл…?

Я устало махнул рукой – Иди мол, и немец пошёл. Сначала медленно, но чем дальше он отходил, шаг его всё ускорялся и через сто метров он перешёл на неуклюжий бег. Бежал бы быстрее, но мешали связанные сзади руки.

– Товарищ майор, дайте я его сейчас грохну… уйдёт же, – Петька умоляюще смотрел на меня.

– Отставить, – солдат с недовольным лицом опустился вниз.

– Всё…, дошёл до своих, – старшина спустился вниз, помолчал немного и спросил, – А всё-таки, товарищ майор – Почему вы его отпустили?

– Старшина, ну ладно они по своей молодости и неопытности не понимают, – мотнул головой на недовольного Петьку и на остальных с любопытством ожидающих ответа, – Ладно, объясняю. Вот если бы, там на дороге, не мы немцев замочили, а они нас. И я, один, остался в живых. Попал в плен вот этому Курту и он меня бы отпустил – вот так. Явился бы к командиру дивизии со связанными руками и доложил – задачу не выполнил. И чтобы со мной сделали? Думаю дальше рассказывать не надо. Ему сейчас надо ответ перед своим командиром держать и доказывать: как это так его взяли и отпустили? Вникаете? Вот пусть помучается… Ну, и самое главное. Он нас пересчитал, разбитую позицию противотанкистов видел, считает что только мы и остались, с моих слов понял, что мы в этой выемке и завтра с утра обороняться будем. Об этом он и доложит сейчас своему командиру.

А мы, как стемнеет, отойдём отсюда и займём другую позицию. Пошаримся по огневым позициям – может, кто остался там живой и по новой встретим врага. Врубаетесь? – Все кивнули головой, – военная хитрость называется. А так хлопнули его без всякой пользы для нас….

…Как только сгустившиеся сумерки скрыли нас от наблюдения, к нам пришёл командир батарее. Доклад его был неутешительный. На его позициях все пушки бомбёжкой выведены из строя, а из подчинённых в живых осталось лишь трое.

– Да, лесом пришёл огневик от командира взвода. У них две пушки целые, но половина взвода убитые. И пять целых машин с водителями. Что будем делать, товарищ майор?

– Ты то сам как? Что-то нехорошо выглядишь? – Комбат в серой мгле сумерек выглядел действительно неважно: осунулся, как-то постарел, надсадно и хрипло дышал, постоянно держа руку на груди.

– Хреново, здорово меня всё-таки немец ударил… Сломал что-то, но вы не беспокойтесь – я в строю. Что думаете? Что делать?

Короткая, летняя ночь прошла спокойно, но быстро и в хлопотах. Мы перегруппировались и были готовы к предстоящему бою. Ночью старшина вытащил всех раненых в лес, без включенных фар подогнал машины, загрузил и увёз к переправе. Нашёл, по моему приказу, командира дивизии и доложил ситуацию. Комдив передал мне – Держаться можно уже до девяти утра и отступать на машинах к переправе. Как только мы переправимся, он её взрывает. Но если мы к десяти часам не появимся, он её всё равно взрывает. Ну, так жить уже можно и надеяться тоже, хотя с другой стороны понимал – вряд ли кто из нас доживёт и до девяти часов. Ко всему старшина вернулся не пустым, привёз вдоволь еды и все повеселели. Но комбату становилось всё хуже и хуже и я ему предложил уехать к переправе.