Александр Осипенко - Пятёрка отважных

Шарфюрер, как и надлежит самому младшему фюреру, пил сырые яйца, что лежали перед ним на столе в пилотке.

— Гутен таг!.. Добрый день!.. Приятного аппетита господину, — поздоровался Зыль-Бородыль, при этом подумав: «Чтоб ты, паразит несчастный, подавился этими яйцами».

Шарфюрер Штюк дососал яйцо, выбросил скорлупу через окно и только после этого искоса посмотрел на Зыля-Бородыля. Шарфюрер хоть бы и хотел посмотреть не искоса, так никак не мог. Во-первых, у господина Штюка были разноцветные глаза. Один ярко-голубой, другой — жёлтый, с синим ободком. Во-вторых, один его глаз смотрел налево и вниз, а другой тем временем направо и вверх.

— Ты есть — швайн… поганая свинья, — вместо благодарности сказал шарфюрер. — Ты разве не видишь, что я занят?.. Или, может быть, ты плохо видишь?.. Так я могу припаять на твой дурной лоб две фары…

Зыль-Бородыль сделал вид, что ничего плохого не услышал.

— Ты вот что, Генрих, — нагло посматривая шарфюреру в разноцветные косые глаза, сказал он, — быстренько доложи господину гауптштурмфюреру, что так, мол, и так, по очень важному делу пришёл старший полицейский господин Зылев. Форштейн?.. Так, понял, значит… Зер гут, пан шарфюрер.

Хенрик Штюк вдруг вскочил как ошпаренный, вскинул руку над головой.

— Хайль Гитлер! — гаркну лон.

Теперь только Зыль-Бородыль понял, что шарфюрер вскочил не потому, что испугался его наглости. В приёмной стоял комендант Велешковичского округа Ляпке.

Не ответив на приветствие шарфюрера, Ляпке ткнул рукой в сторону Зыля-Бородыля, испуганно спросил:

— Вас ист дас?.. Что это?.. Зыль-Бородыль сразу сообразил, что коменданта

напугал его пакет с голенищами. Наверно, комендант подумал, что Зыль-Бородыль держит под мышкой бомбу.

— А-а-а!.. Это, господин комендант, вещественное доказательство…

— Какое доказательство?.. Чего доказательство?..

— Доказательство того, что я установил, кто командует партизанским подпольем. Кто увёл лошадь, господин комендант, которую подарило вам благодарное население местечка Велешковичи.

— Ты знаешь, кто есть главный бандит?..

— А как же, господин комендант… Потому и пришёл сюда…

Не успел Зыль-Бородыль опомниться, как Ляпке толкнул его к двери гауптштурмфюрера.

— Гауптштурмфюрер, — с порога закричал комендант, — вы ищете бандитов, а господин Зылев-Бородылев сидит в вашей приёмной и не может дождаться, когда вы его примете. Так мы никогда не очистим округа от бандитов и большевиков.

Такой выговор, конечно, пришёлся не по нутру господину Кресендорфу. Он вперил жёсткие синие глаза в полицейского, словно удав, который хочет проглотить кролика.

— Я давал ему задание, — сказал Кресендорф. — Ну?..

Пока что для Зыля-Бородыля всё шло как положено. Поэтому он решил показать свою независимость. Не суетиться, делать всё потихоньку, как человек, хорошо знающий себе цену. Он медленно разворачивал пакет, а когда развернул, внимательно посмотрел на начальство. Какое произвёл на них впечатление?

Впечатление было самое непредвиденное.

Господин комендант разочарованно плюнул, а господин начальник полиции и СД вдруг размахнулся и изо всей силы заехал Зылю-Бородылю в ухо. Да так сильно, что тот, хватаясь руками за воздух, отлетел к стене.

— Господин гау… гауфюрер… Господин гау… гауфюрер, — заикаясь, начал проситься Зыль-Бородыль. — Разрешите, за что?.. По вашему приказу я нашёл партизанского руководителя. А голенища — вещественное доказательство.

Кресендорф схватил Зыля-Бородыля за шиворот, поставил на ноги.

— Кто он?

Зыль-Бородыль не стал во второй раз испытывать свою судьбу.

— Клем… Бургомистр Клем…

Теперь комендант заехал оплеуху Зылю-Бородылю.

— Господа, помилуйте, — застонал полицейский. — Я не знаю, что надо говорить.

— Будешь отвечать на мои вопросы быстро, не задумываясь и правдиво, — приказал Кресендорф.

— Буду, — согласился Зыль-Бородыль, забыв о плате, которую ожидал получить. — Дайте только глоток воды.

Кешка привёл их в тот самый узкий, обложенный камнями, с множеством ниш коридор, где стояли саркофаги помещиков Струмецких.

— Посвети, — передал Кешка фонарик Лёве.

— Что ты будешь делать? — спросила Густя, со страхом наблюдая, как Кешка идёт к чёрному гробу одного из помещиков Струмецких.

— Сейчас увидишь, — лихо ответил Кешка и начал подымать крышку гроба.

Максимка с Густей и даже Данилка надеялись увидеть в гробу что-то страшное, может быть, даже ужасное — один Лёва ничего не ожидал увидеть: очень ему надо преждевременно ломать голову, — но то, что они увидели, очень поразило ребят.

— Вот это здорово! — не удержался Данилка.

— Целый склад, — высказал своё восхищение Максимка.

— Не склад, а арсенал, — уточнил Лёва, который во всём любил чёткость.

— Мальчики, а где же покойник? — разочарованно спросила Густя.

В гробу, действительно, никакого покойника не было. В нём лежали винтовки, ящики с патронами и две ленты к станковому пулемёту.

— Покойник дал драла за границу вместе со всеми буржуями в гражданскую войну, — очень серьёзно, чтобы даже самому поверить в это, ответил Кешка.

Он хотел разыграть Густю, а на розыгрыш попался Максимка, как тот глупенький карась на голый крючок.

— Так эти винтовки лежат с самой гражданской войны? — спросил он. — Смотри ты, и ни одна не поржавела…

Максимкина наивность развеселила ребят. Их смех сначала оскорбил Максимку, потом он понял, что обижаться не за что, и сам расхохотался со своей недопонятливости.

— Не ври, — сказал он Кешке. — Не все помещики Струмецкие сбежали за границу.

При этом Максимка подскочил к гробу, что стоял в противоположном углу, сдвинул крышку… Под ней оказались ручные пулемёты, диски к ним и четыре десятизарядные винтовки «СВТ».

— И в третьем гробу оружие? — спросил Максимка, немного смущённый своим открытием.

Теперь уже Данилка поднял крышку. В третьем гробу лежали ручные гранаты: круглые, с глубокими насечками лимонки, длинные с жестяными ручками «эргэдовки», подобные на бочоночки, противотанковые гранаты, блестящие, как змеиные глаза, запалы к ним.

Данилка был не только поражён, но даже пристыжен. Вот уж где он лопухнулся так лопухнулся! Это же надо, Кешка Листопаденко, который в Велешковичах живёт недавно, сумел найти столько оружия, а он, Данила Чупринец, родившийся тут, знающий, можно сказать, каждую кротовью нору, даже ржавой подковы не нашёл.

— Кешка… Скажи, Кешка, где ты нашёл столько оружия? — спросил он, хотя заранее знал, что Кешка не скажет.

— Где нашёл, там уже нет, — не удержался, чтобы не поважничать, Кешка.