Гейнц Зенкбейль - Джонни Бахман возвращается домой

— Товарищ Ешке был его другом?

— Они были коллегами по работе, а также, без сомнения, друзьями. Коммунисту Ешке удалось скрыться, как позднее, в Заксенхаузене, рассказывал нам Руди. В последние дни жизни он довольно часто и подолгу рассказывал нам о себе и других. Между ними тоже не всегда было все гладко.

— Ты думаешь, что они часто ссорились?

— Да, но, разумеется, больше по политическим мотивам. Камнем преткновения для них было единство действий и создание единого фронта. — В этом месте Рихард замолчал и долго рассматривал мальчика. — Я вижу, что ты не имеешь ни малейшего представления об этом, позднее узнаешь обо всем в школе. Но в лагере, где коммунисты и социал-демократы лежали рядом на нарах…

— И красноармейцы, как Алеша, — вставил Джонни.

— Советских военнопленных фашисты тоже бросали к нам в концентрационный лагерь. Большинство их эсэсовцы сразу же расстреляли. С Алешей бандиты повременили, так как он был инженером. Он работал на московском часовом заводе, что трудно себе представить, глядя на его огромные руки. В Красной Армии он служил в инженерных войсках, где что-то делал с минами. Его принудили возглавить так называемую команду смертников. После каждого налета английской и американской авиации эсэсовцы выводили нас туда, где на земле валялись неразорвавшиеся бомбы. Они зарывались в землю по меньшей мере на метровую глубину или же находились в развалинах. Мы должны были обезвреживать их. Само собой разумеется, эсэсовцы всегда держались в стороне от нас. Прежде всего заслуга Алеши, что с нами ничего не случилось во время столь опасной работы. А Алеша прекрасно разбирался в бомбах и всевозможных взрывателях. Даже взрыватели замедленного действия, о которых никто не знает, когда именно они сработают, он обезвреживал безошибочно. А позднее он же разработал план нашего побега из концлагеря…

В этот момент на одной из труб под потолком раздался условный стук. Не обратив на него особого внимания, с таким интересом слушал Джонни рассказ, он спросил:

— Как вы это сделали, я имею в виду, как вам удался побег?

— В другой раз расскажу…

— Нет, пожалуйста, сейчас!

Коротко, не входя в детали, Рихард рассказал, как они нарочно взорвали восьмидесятикилограммовую бомбу, да так взорвали, что все, в том числе и эсэсовские охранники, подумали, что все трое, а их было тогда трое, погибли при взрыве.

— На самом же деле в момент взрыва мы уже находились в безопасности, среди руин. Ночью мы перебрались сюда, на Нойруппинерштрассе. Адрес этот мы узнали от нашего погибшего Руди Шнайдебаха. Анна нас, разумеется, приветила. Как она беспокоилась о нас! Достала нам и одежду, и продукты питания. Тем временем и мы не сидели сложа руки, а делали все возможное, чтобы приблизить конец фашизма. И если при этом мы действуем с большой осторожностью, то отнюдь не потому, что мы боимся, а потому, что отдаем себе отчет в важности всего того, что мы делаем. Теперь ты, видимо, понимаешь, почему мы так на тебя рассердились, когда ты самовольно удрал из подвала. А теперь иди открой дверь, они уже здесь!

Через минуту в подвал вошли Франц и Алеша. Франц поставил на стол тяжелый мешок и сказал:

— Атмосфера снаружи достаточно опасная: повсюду рыскают эсэсовцы и полевые жандармы.

— Но тебя они все же не схватили? — заметил Рихард.

— Хотели, но у нас хорошие документы.

— Мы от Анны, — сказал Рихард и, повернувшись к мальчику, спросил: — Все ему рассказал?

— Все.

— Хорошо, пусть знает, раз уж попал в нашу группу. А эти эсэсовские ищейки стали заметно нервозней.

— Вполне возможно. С каждым днем эсэсовцы становятся все больше сумасшедшими. Они подожгли на Ландсбергераллее большой склад с продовольствием, и это тогда, когда люди в подвалах голодают неделями, а эти бандиты сжигают продовольствие! — Франц кивнул в сторону мешка. — Это остатки оттуда. Сахар уже коричневого цвета, но все-таки, должно быть, сладкий.

— А уличная баррикада?

— Да, уличная баррикада… — повторил вслед за Джонни Франц, ставя свой карабин в узкий шкаф. — На баррикаде дежурят исключительно подростки. И первый сопляк у них идиот, что разыгрывает из себя предводителя! Он вышел из-за руины, что с правой стороны, где он как раз мочился. Застегнул штаны перед моим носом и сказал свысока: «Мы хотим здесь приготовить для русских большой фейерверк».

— Вы не узнали его имя? — спросил Джонни. Франц наклонился к нему и сказал:

— Ты правильно предположил, мой мальчик, этого идиота зовут Грилле, Гарольд Грилле. — Повернувшись к остальным товарищам, он добавил: — Товарищи, с этого момента эта баррикада для всех нас — задача номер один!..

— Мы не успокоимся до тех пор, — перебил его Рихард, — пока не разобьем их всех. Вот только как это лучше сделать?

— Прежде всего нам нельзя этих молокососов упускать из виду.

— Это я могу для вас сделать! — обрадованно воскликнул Джонни.

— Об этом не может быть и речи! — Франц бегло посмотрел на мальчика.

— Но ведь я знаю Гарольда!

— Каждый момент в этой части города может разгореться бой. И конечно, скоро начнется новый артиллерийский обстрел.

— Но я же уходил-то из подвала для того, чтобы помочь вам!

— Тогда было еще относительно спокойно.

Рихард побарабанил по столу своими сухими пальцами. Алеша, сидевший на кровати, придвинул к себе шахматы, придав лицу безразличное выражение.

— К тому же я смог бы для вас кое-что разведать. — Джонни не отступался от своего и продолжал: — Может быть, мне даже удастся убедить Грилле в том, что продолжать сопротивление — это глупость!

— Прежде всего — это преступление по отношению к мирному населению, — заметил Рихард.

— Я лично не согласен, чтобы мальчик опять рисковал! — воскликнул Франц.

— Но вы же сами уже давно рискуете! — волновался Джонни. — И Алеша тоже! И ты сам, Рихард! Да еще сколько! Вы распространяете листовки, нарушаете линии связи, пускаете на воздух склад с оружием — да это я еще не все о вас знаю. А бомбы, которые вы разряжали, разве это было не опасно? А вся ваша жизнь в концлагере? Я должен сидеть без дела и ждать сложа руки, когда кончится война?

Рихард тем временем молча выложил на стол кое-что съедобное: по крохотному кусочку черствого хлеба, как и накануне, и небольшой кусок сала, затем он развязал мешок, очевидно, хотел подать к завтраку и принесенный им сахар.

— Жаль, что вы меня не пускаете на баррикаду, — разочарованно проговорил Джонни, увидев, как Франц растянулся на кровати за широкой Алешиной спиной. — Заодно я мог бы узнать и о том, что сталось с моим другом Густавом.

— Я думаю, что паренек не из глупых, — сказал через некоторое время Алеша, который, хотя и занимался с шахматными фигурами, но на самом деле, видимо, внимательно следил за ходом разговора. Повернувшись к Джонни, он спросил: — Не правда ли, ты умный?