Кюлюмов Костандин - Парень и горы

Мало-помалу извечное чувство страха и беспомощности перед опасностью, доставшееся нам от далеких предков, улетучилось, уступив место рассудительности, хладнокровию и уверенности в себе. Снизу снова раздался смех. Парень присел на корточки, а волк смотрел на него внимательно, изучающе и оценивающе. Если бы под рукой был нож… У него, правда, есть, но маленький и хлипкий, годный только для карандаша. Один выстрел тоже бы мог избавить его от страшного соседства, но об этом, разумеется, не стоило и думать.

Антон внимательно огляделся по сторонам. Волчьих следов нигде не было. Так может, он спал в соседней пещерке? Едва ли бы такой осторожный зверь стоял здесь, если бы ему грозила хоть малейшая опасность. Вон какой - могучая шея, зубы; темная спина, белый живот, хищный взгляд…

Волк, очевидно, убегать не собирался. Видел, что в руках у человека ничего нет, к тому же он один. Или каким-то звериным умом оценил, что коль скоро человек не пошел в село, не имеет ружья, не шумит и не вопит, а тоже спит в пещере, то он не похож на других людей - безопаснее или хотя бы сговорчивее.

– А если охотники выследят тебя, ты не приведешь их за собой?

Волк зыркнул на Антона и снова уставился вдаль.

– Давай порассуждаем. Ты сам виноват, что на тебя устраивают облавы.

Волк отступил и сел у входа в пещеру, так, что Антон видел только его выдвинутые вперед лапы и кончик морды.

Соседство все меньше пугало парня - ясно, что зверь не боится его, человека, сидящего в каменном укрытии. Антон насчитал по крайней мере два доказательства в пользу того, что волк без повода не станет ни убегать, ни нападать. Прежде всего - первая реакция, когда их взгляды встретились: зверь был вроде только раздосадован, что человек находится слишком близко от него. И второе - волк все же не бросился в лес, а вернулся в логово.

Спрятался в своей «квартире» и Антон. Что теперь? Один или с товарищами - человек всегда человек, и ты, Антон, сядь и улыбнись. Ведь нежданно-негаданно у тебя появилась новая, надежная защита. Животные умеют выбрать такие уголки, которые недоступны врагам. Все это хорошо. А дальше? Может, через трое-четверо суток удастся спуститься в Корницу? Не будет же блокада длиться так долго. А рисковать не стоит.

Антон выглянул из своей пещеры. Волк сидел в той же позе, неподвижно - лиловый рот, зеленоватые глаза, сахарные клыки. И вдруг повернулся в его сторону.

– Ты догадался, что и мне грозит опасность, правда? Уяснил, что я тоже прячусь? - спросил Антон, точно волк и в самом деле понимает его.

Внимание зверя, который вел себя необъяснимо спокойно, несмотря на близость человека, привлекли далекие, едва заметные черные точки. Он явно почуял угрозу, исходящую не от соседа, а от тех людей, что там, далеко. Волк клацнул зубами, тихонько прорычал и заполз в логово, напоследок взглянув на Антона: с кем он? С ним или с теми, кто поднимается снизу?

Не бойся, серый волк! Ты угадал - с тобой мне гораздо лучше, чем с людьми. Послушай, а почему люди говорят о тебе всякие небылицы? Вот учителка по латыни рассказывала, что самая волчья в мире держава, Римская, была вскормлена волчьим молоком. Я с этим не согласен. Если у волчицы оказалось больше человечности, чем у тех, кто убил мать Рема и Ромула, и если она отдавала свое молоко человечьим детям… выходит, что к ним все человеческое пришло от тебя…

Антон лежал с открытыми глазами, стиснув пистолет в руке. Он решил больше ни о чем не думать. День медленно догорал, неохотно уступая место предвечернему небу с бледными звездами. Снег сделался серым, деревья растворились в неясных пятнах исчезающих теней и в далеком, призрачном свете молодого месяца. На посту дымился костер, пришла смена. Новенькие, видать, смелостью не отличались. Как-то не слишком уверенно устраивались они за обугленной стеной, прячась под одеялами и брезентом, и лишь часовой поскрипывал по свежему снегу. И вот наступила ночь. Антон завернулся в потертый полушубок, зная, что двигаться надо как можно меньше. А рядом светились колючие, страшные волчьи глаза. Зверь не рычал, но был начеку.

Антон задремал. И вдруг, открыв глаза, заметил, что волк подошел к его пещере. Сердце подпрыгнуло к самому горлу, но мозг работал отчетливо: не стрелять! Ни в коем случае! И, чтобы не отступить от принятого решения, он представил, что где-то рядом находится Мануш. Выстрелы, даже если они избавят его от волка и спасут от жандармов, могут бедой обрушиться на товарища, на самого верного друга! Антон нащупал камень, который приготовил еще засветло.

Зверь замер, посмотрел на парня, потом повернулся спиной и, ловко прыгая с камня на камень, стал спускаться вниз. Вот до Антона долетел мягкий звук его шагов по речушке, что еще не успела покрыться льдом. Здесь волк остановился, оглянулся назад, и Антону показалось, что зверь смотрит на него, человека из соседней пещеры. Потом снова пустился в путь и скрылся в белом мраке глубокого ущелья.

Парень проснулся словно от толчка, его била дрожь, но не от холода, а от ощущения опасности, которой удалось избежать. Поначалу он ничего не видел перед собой, когда же глаза привыкли к сумраку, когда он вновь стал различать темные силуэты полицейских и тлеющий костер, он попытался вспомнить, что ему снилось. Вроде, ничего. Ни дом, ни близкие, ни отряд. Перед тем, как снова заснуть, он долго растирал руки, плечи, колени, а согревшись, почувствовал дурноту. Наверное, от голода и истощения. Остался только «НЗ». Может, это голод заставил его проснуться? А ведь, казалось, должен уже привыкнуть к боли в пустом желудке! Антон попытался встать, нагнуться, но чуть не упал от слабости. Провел рукой по мягкой, шелковистой бородке и улыбнулся.

– Как у Тодора Паницы.

Уже прошло четыре, может, даже пять дней, а он-то думал, что самое страшное - это первые двое суток. В голову лезли воспоминания о том, что он когда-либо ел, что пробовал - хлеб на столе отчего дома в сочельник, аппетитная кровяная колбаса на Васильев день, теплый и самый вкусный на свете курбан {9}на праздник святого Петра… Соблазнительные запахи заполнили пещеру, и Антон понял: голод хочет стать господином, чтобы подчинить его сознание и волю.

А волк снова расправлялся со своей добычей. Он выходил в полночь, осторожно ступая по пятнам черной земли, с которых ветром сдуло первый снег, потом исчезал в лесу. Парень наблюдал, как зверь идет, не оставляя следов. Потом возвращался, почти на рассвете, и садился у своего логова. Однажды принес зайца, потом - овцу. Антон слышал, как волк рвет добычу, клацая зубами, а сам видел куски мяса на огне, который не посмел бы развести, чувствовал во рту вкус жаркого…

И вдруг подумал: если застрелить волка, добыча будет его. Из-под горы доносились голоса постовых. Со стороны села раз, а то и дважды в день появлялись все новые взводы полицейских, которые цепью двигались к горному хребту. Неужели предатель указал подходы к отряду? Нет, всего он знать наверняка не мог, иначе бы полицейские устремились прямо к Кремену, а оттуда до Вапы - рукой подать… Кто ведает - может быть, и туда дошли каратели? Пост, что в лесу, вряд ли единственный - ведь где-то недалеко партизанский отряд. Или они разгромили лагерь и теперь прочесывают овраги и ложбины, убивая партизан поодиночке?… Каждый день на лошади подвозят продукты. Нет, стрелять нельзя.