Кюлюмов Костандин - Парень и горы

Дождь продолжался, перемещаясь с гор в долину. В убежище Антона - кучка погасших углей, несколько веток и мокрое сено. Наверное, совсем стемнело. И все же партизан никогда не может чувствовать себя в полной безопасности.

Антон встал, выглянул наружу. Все еще льет. Вообще-то июльский дождь для виноградников - это благо. Растет у них во дворе возле колодца одна старая лоза - листья крупные, с человечью ладонь, а ягоды - со сливу. Но от сильных дождей виноград лопается. Если дождь не перестанет и завтра, мама спрячет под навес табак, чтобы не заплесневел… Намокнет и его старая лоза у колодца.

Антон улыбнулся: маме будет приятно, если она узнает, как он переменился. Вспомнилось, как одной темной ночью, через много, много тревожных дней разлуки он постучал в маленькую садовую калитку. Мать словно ждала его, потому что сразу открыла. А когда увидала, что Антон не один, овладела собой, подавила слезы и застыла, прижав руки к сердцу. Потом накормила гостей, чем бог послал, немного успокоилась и принялась собирать их в дорогу. Антон просил:

«Не надо, у нас все есть. Если не веришь, спроси у политкомиссара Димо или у Страхила - он командир отряда».

Но какая сила остановит мать?… Она проводила их сдержанно, без лишних слов. Только встала на низкий порожек и, с гордостью глядя на них, тихо сказала:

«Будьте живы и здоровы! И берегите себя! Слышите?»

Впереди партизан ждал долгий путь, полный неизвестности. Мать догнала их в саду.

«А ты, сынок, бейся крепко, слышишь?»

«Слышу, мама!» - обернулся Антон, которого до глубины души тронули слова матери, и пошел следом за товарищами. Мать поймала его руку, и в этом скупом проявлении нежности он почувствовал все материнское тепло, всю ее боль и тревогу.

«И не будет тебе прощения, если живым отдашь свое оружие!»

Еще долго после этого у Антона горела ладонь, как будто мать так и не выпускала его руку из своей руки. Она сунула ему в карман пару кусков сахара, как делала это и раньше, в школьные годы. Возможно, ей просто трудно понять, что он уже стал взрослым…

Выйдя из пещерки, Антон пошел прямо в лес. Лес… Все есть в нем. Заботится он о человеке. Антон обламывал сухие ветки, складывал их в охапку, подбирал с земли валежник, срубленные сучья, хворост. Сколько времени предстоит ему провести в этом укрытии? Хорошо, если только эту ночь. А то, может, и десять дней, и пятнадцать.

Он приносил в пещеру охапку за охапкой, а все казалось мало. Его убежище под скальным навесом уже было завалено ветками, но он подкидывал еще и еще, чтобы можно было разводить костер два раза в день - на рассвете и вечером, после захода солнца. На это уходит по охапке. Пусть его запасов хватит дней на десять, пусть не все успеет использовать сам - сюда еще будут приходить товарищи, он расскажет им об этом убежище.

Антон в изнеможении повалился на сено.

– Заготовка дров окончена! - подумал он и повторил эти слова вслух. Коли у него появилась потребность услышать человеческий голос, хотя бы и свой, значит, дело плохо, в душе уже зашевелилось чувство одиночества и заброшенности…

– На очереди - ночной поход за провизией, - попытался он подбодрить самого себя и вылез из пещеры. Посмотрел на небо, на темный лес, на молчаливые вершины, слившиеся с облаками. Ломило колени, руки, поясницу, в голове гудело, живот сводило от голода. Антон подполз к кизиловому кусту. Хорошо, что хоть это есть. В отряде рассказывали, что беличье дупло может прокормить двух человек в течение целой недели. Жаль, когда он сможет поискать этот клад, уже совсем рассветет и он вряд ли будет помнить об этом.

Антон наткнулся на дикую грушу. Ощупал каждую ветку, пошарил под деревом - ничего. Однако не надо терять надежды. Где-то поблизости наверняка стоит и улыбается дикая яблоня, одна из тех, что устилают землю вокруг себя мелкими, вяжущими, скромными плодами. Все, знай меру: могут остаться следы. Хватит! В пещере есть примерно с килограмм кизила, да сейчас около двух. Плюс ломоть сала, два куска сахара. Парень посмотрел по сторонам - что еще? Возвращаясь, он все же не мог не прихватить еще пару пригоршен кизила.

Утолив голод и согревшись, Антон заснул под приятное потрескивание костра, и представилось ему, что плывет он по синему морю. Плывет, плывет, а Люба кричит ему, подымаясь над волной:

«Мне страшно!»

Он ничего не отвечает. Он просто сейчас подплывет к ней и обязательно поцелует. Чего боится эта синеокая девушка с русыми волосами? Что она утонет? Да горянкам и море не страшно. Что из того, что они впервые в жизни увидели море?… Спокойно! Может быть, Люба и Бойко живы. Нет, они обязательно живы, безо всяких «может быть»… В горах, в партизанском лагере, бай Благо раздает людям хлеб и по кусочку сала. Горан латает свою шинель с сержантскими нашивками.

«Пусть остаются! Пусть все знают, что люди дали ему знаки отличия, а этот храбрый заяц их потерял… Ты помнишь, как бросился бежать, - в панике швырнул даже свой автомат!»

Играет радио. Москву еле слышно, далекий голос пробивается сквозь тысячи помех. Но кое-что можно разобрать:

«…Говорит Москва… Говорит Москва… Сегодня, двадцать третьего…»

«Потише, товарищи!»

«Кто там трогает…»

«Поправьте антенну…»

«…освобожден город Харьков…»

«Ура-а-а!…»

«Товарищи! Товарищи!… Тише!»

«…В этой великой битве под Курском вражеские войска потеряли более пятисот тысяч солдат, тысячу пятьсот танков, три тысячи орудий и свыше трех с половиной тысяч самолетов…»

«Почему прервалось?!»

«Батареи сели… Дайте скорее новые…»

«В этой великой битве под Курском» - так назвали это сражение! Хорошо, что он немного знает русский, учил в гимназии. Учительница, госпожа Маркеевич, появляясь в классе, еще с порога приветствовала учеников:

«Гутен таг, майне дамен унд херрен!» - и почти ни слова по-русски. Предпочитала немецкий, хотя отец ее был русским и детство она провела в России. - Господа! Вместе с исчезновением империи, скажем царской или большевистской, исчезает и ее основной язык. Так что мы лучше будем изучать язык восходящей империи фюрера»…

Ее муж ушел с немцами на Восточный фронт. Госпожа Маркеевич три года прожила в Дрездене. Потом…

И он заснул. Сколько надо времени, чтобы уснуть, когда тебе девятнадцать и ты с ног валишься от усталости? Иногда - меньше минуты.

В сумке у Антона важные бумаги. Пока они спокойно лежат при нем, они просто бесполезны. Еще неизвестно, когда он сможет передать документы по назначению. И все же он выполнит задание. Организации есть чем гордиться - ремсисты сражаются не только в горах, не только. Там, в отряде, всегда не хватает оружия, хлеба, обуви… И трое парней из Кремена добыли целую партию резиновых царвулей… Шестеро гимназистов достали рулон грубошерстного сукна. Ребята пришли в отряд сами, без связного, не зная дороги. На всех был один пистолет да старая винтовка с четырьмя патронами. Они голодали, но они дошли до отряда и стали настоящими бойцами… Бойцы еще будут нужны. Много бойцов. Так много, что дрогнет и царская армия, и царская полиция. Но разве меньше верных людей требуется в городах и селах?