Кюлюмов Костандин - Парень и горы

– Нельзя, уважаемый! Так мне приказано! Нельзя, говорю!

– Ах ты, дубина стоеросовая, глупая твоя башка, а еще жандарм! Ум-то у тебя есть? Мне ничего не надо от твоего начальника, я только что партизан видел, рядом совсем, понимаешь?!

Страхил с Антоном торопились поскорее покинуть город.

– Этот купчишка может пойти, а может и не пойти в полицию, да как узнаешь? - сказал Страхил. Потом распорядился: - И у портного не задерживайся. Сразу же в рощу!

Страхил пошел направо, а Антон свернул на какую-то улочку влево. И вдруг вспомнил: где-то здесь живет один товарищ, с которым он не знаком, потому что этот человек редко бывает в горах, но о котором все знают, ибо он член областного комитета партии…

Наконец какой-то чиновник полицейского управления внял возмущенным крикам господина Хаджииванова и распорядился, чтобы его пропустили. Торговец вошел в кабинет начальника, тяжело опустился на стул, и глаза его испуганно округлились: никогда ему не приходилось видеть вместе столь важные персоны - начальника околийского и начальника окружного управления полиции.

– Говорю, схватил бы их, господин начальник, но…

– Не понимаю, что случилось? - поднялся со своего места околийский начальник. Одновременно с вторжением господина в белом в нем шевельнулось сомнение, которое теперь обернулось убеждением. По спине начальника поползли мурашки. - Итак, что же произошло, господин Хаджииванов?

– Да я, господин начальник, только что видел здесь двоих. Одного я знаю как облупленного… Это Страхил, партизанский воевода…

Полицейский вспомнил, что еще в машине это лицо показалось ему знакомым, но крестьянин своими разговорами рассеял его сомнение. Между прочим ввернул, что дважды приходил в околийское управление за документами, потому что в общине давали ему документ только на неделю. Неужели господин начальник его не помнит - а ведь сам подписывал бумаги… Вот это номер! Конечно, партизан сразу сообразил, что полиция знает его, по крайней мере по фотографии…

– Господин Хаджииванов, я лично знаю этого человека, - соврал областной начальник. - Подсадил его в Неврокопе, он тамошний. Ты, похоже, обознался.

Торговец замахал руками:

– Тогда зачем он угрожал мне пистолетом?

– С таким зрением, уважаемый, ты и карандаш можешь принять за пулемет! Не надо, прошу! - засмеялся начальник. - Что же у тебя получается: начальник полиции объезжает свою епархию вместе с командиром партизанского отряда, доставляет его к полицейскому управлению, а потом любезно расстается? Нет, такое может только померещиться!

А сам в это время лихорадочно думал о том, как на него будут смотреть подчиненные, если узнают, в какой просак он попал, он - известный своей проницательностью и богатым опытом. Еще неприятнее, если эта история дойдет до начальства, до Дирекции полиции.

– Поговорим лучше о чем-нибудь другом, господин Хаджииванов, чтобы развеять твои страхи! Не беспокойся, власть наша крепка. Господин Багрянов заявил вчера на секретном совещании в министерстве, - только пусть это останется между нами, - если с Германией что-то случится, мы можем смело полагаться на британские дивизии. В Болгарии их будет достаточно…

…Солнце уже садилось, когда Антон добрался наконец до рощицы за селом Баня. Кроме портного, с ними пришел один незнакомый человек, который непонятно почему поминутно называл его то «господин партизан», то «господин Антон»… Почему? Антон этого не понял, но незнакомца не поправлял. А тот постоянно спрашивал: «Вы уверены, господин Антон, что тут дорога совершенно свободна? А вдруг выставили засаду уже после вашего прихода?…» Антон подал сигнал, ему тут же ответили тихим посвистом, и появился Страхил - улыбающийся, отдохнувший. Он находился в роще по крайней мере уже часа два. Где-то поблизости должны быть и остальные. А как только стемнеет, они все вместе пересекут поле и скроются в старом лесу.

– Добро пожаловать, господин Арнаудов! Как поживает патриотически настроенная интеллигенция? Вы от Отечественного фронта?… Но по этому вопросу у нас еще будет время поговорить подробнее. А где представитель земледельцев?

– У него терпения не хватило, ушел еще вчера, - сказал ятак из Бани.

Антон подошел к своему командиру и, как только они остались вдвоем, несмотря на строгую, впитавшуюся в кровь дисциплину, не выдержал, сказал:

– Сам начальник полиции пожимает нам руки, а мы его отпускаем…

Страхил поднял брови, в глазах его мелькнул гнев. Но он счел нужным объяснить, что к чему.

– Уничтожить одного начальника полиции - не велика от этого польза. Сейчас главное - спокойно провести конференцию. А я-то думал, до тебя дошло, ведь ты уже не мальчик…

И Антон только сейчас понял, что его особенно раздражало во всей этой истории - он знал дочь общинного писаря из Белицы. Тупая косоглазая девица, просто дура.

– А ты… зачем принялся меня сватать за эту…

Страхил зажал рот, чтобы не расхохотаться в голос.

– А что, как-никак дочь представителя власти, притом единственное дитя у отца с матерью… - И он обнял Антона. - Не сердись, на ум пришла только эта благонадежная семейка из Белицы, будь она неладна…

…Антон впервые присутствовал на областной конференции и впервые увидел людей, которые идут вместе с партией, которые сражаются вместе с коммунистами. В душе его творилось что-то непонятное, радостное. Быть может, от сознания, что их силы крепнут и удесятеряются, а может, и от чего-то другого, но он переживал необыкновенный душевный подъем. И когда слушал речи и выступления делегатов, невольно представлял себе, как в каждом селе к участникам народной борьбы - к коммунистам, ятакам - присоединяются все новые и новые патриоты… Земледельцы, беспартийные… Они не употребляют слово «товарищ», но чувствуется, что это свои люди.

– В силу исторической необходимости, обусловленной развитием современного общества и классовой борьбой против империализма, о чем говорил Георгий Димитров на Конгрессе Коминтерна, у нас создается могучий народный Отечественный фронт, объединяющий все патриотические силы Болгарии…

Выступал товарищ из ЦК. Антон не расслышал его имени, но эта фраза так глубоко запала ему в голову, что он мог тут же ее повторить и цитировать всегда и везде, если возникнет такая потребность. Наконец настал черед сказать о том, что, в сущности, уже начинал сознавать каждый: спокойная уверенность в победе, близкой и полной, чувствовалась в тоне и словах всех выступающих. И эта внутренняя убежденность была на конференции самым главным, ее сутью, ее силой.

Антон всматривался в лица делегатов, узнавая тех, с кем доводилось встречаться и расставаться или видеться совсем мельком. Свои! Как много своих людей! А сколько еще в партизанских отрядах, в боевых группах, в городах и селах. Товарищ из ЦК, стоя на широченном пне и рассекая рукой воздух, словно поднимая делегатов в атаку, говорил: