Нгуен Тяу - След солдата

Туманы, долгое время окутывавшие Кхесанскую долину, кончились. Теперь каждое утро над обуглившимися скелетами лесов поднималось жаркое солнце, и до самого вечера лучи его нещадно палили землю. Солнечный диск, проделав дневной путь, вечером багровым шаром опускался за горами на западе.

В эти напряженные и трудные дни, когда солдаты готовились к новым суровым боям, в землянке радистов запела птица бонг-лау. Обычно она сидела на куске брезента, которым были покрыты ящики с аккумуляторами и запчастями, и, распушив светло-пепельные перышки на шее, смотрела на людей круглыми глазенками. И вдруг она запела. Лы, прислушиваясь, подумал: почему звонкое пение птицы кажется ему таким строгим? Может, потому, что она поет над голой, выжженной землей?…

Последнее время Лы часто приставал к Кану с одним и тем же вопросом: «Скажи, я, по-твоему, хоть немного изменился?» Кан в ответ лишь улыбался. Приходя к радистам, Кан обычно устраивался в уголке и, прищурившись, с улыбкой слушал птицу бонг-лау. «Неужели одного этого уже достаточно, чтобы у него поднялось настроение? - думал Лы, пристально разглядывая неподвижно сидевшего, чтобы не спугнуть птицу, Кана. - Этот человек, смело вступивший в бой с целой ротой американцев, умеет так заслушаться пением птицы. А я вот ни за что не смог бы среди всего этого с таким удовольствием ее слушать. Да я вообще никогда по-настоящему не слушал птиц, и это, наверное, потому, что мне в жизни не довелось испытать того, что пережил он…»

Встретившись с первыми же испытаниями, Лы начал относиться к себе куда более критически, чем раньше. После всего пережитого во время весенних боев он стал суровее и строже подходить ко всему, с чем сталкивался в жизни, пытался по-новому оценить себя и свои поступки, старался более бережно и внимательно относиться к тем, кто сейчас окружал его. Благодаря этим простым солдатам, с которыми он теперь каждый день делил опасность, Лы обрел веру в высокое предназначение человека. И никогда еще жизнь не казалась ему такой прекрасной, как сейчас, хотя именно теперь большие испытания выпали им на этом огненном пятачке, изрытом бомбами и снарядами. И все же именно здесь Лы осознал смысл человеческого бытия.

Раньше он не зачитывался Островским в школе, как это делали многие его сверстники, но теперь ему очень хотелось быть похожим на Павку Корчагина, познать все трудности, пройти через все испытания, чтобы полностью раскрыть свои возможности…

Регулярно, раз в две недели, артисты фронтового ансамбля, все еще остававшиеся в артполку, передавали концерт для разведчиков. Больше всего бойцы любили слушать Хиен, а она каждый раз перед выступлением робко спрашивала по радио: «Скажите, товарищ Моан сегодня слушает меня?» «Вы с ним знакомы?» - с ревнивой ноткой в голосе спросил ее однажды Лы, и она ответила, как ему показалось, очень просто и непосредственно: «Да, я с ним знакома».

Здесь, на НП, Моан как-то сразу стал для Лы ближе всех. Совсем недавно Лы рекомендовал его в комсомол. «У него не осталось никого из родных, поэтому родные ему теперь все те, кто находится рядом с ним», - думал Лы о Моане. Правда, нет-нет да и мелькала горькая мысль: «Зачем ему моя дружба? Ведь у него есть человек, который любит его…» А когда Хиен прислала Моану письмо и гостипец - кулечек яичного порошка и сахар - Лы еще больше огорчился. И действительно, кто из солдат не обратил бы внимания на этот факт?

На следующий день в землянку заглянул Хоат и сел рядом с разведчиками, которые в этот момент разбалтывали в кружках яичный порошок.

– Моан, какая она? Красивая? - спросил кто-то из бойцов.

– Конечно, - вмешался Хоат. - А ты слышал ее? Раз так поет, значит, обязательно красивая! - И, добавив в эмалированную кружку еще щепотку порошка, в свою очередь спросил: - И как ты ухитрился с ней познакомиться? Ведь ты всего каких-нибудь пару раз спускался туда за продуктами.

– Мы познакомились раньше, когда с Лы сопровождали ансамбль в полк, - покраснев, сказал Моан. - И вообще, она, если хотите, относится ко мне как к младшему брату.

– А о чем она с тобой говорила?

– Про родных расспрашивала. Еще про то, как я на Севере жил и как с Хо Ши Мином встречался… Она обещала, когда кончатся бои, побывать в моем селе и спеть там…

Лы, отпив глоток подслащенного яичного порошка, глянул на Моана и подумал: «Конечно, он красавец. Что тут говорить?» Юный Моан отличался атлетическим сложением, а широкий разлет бровей и упрямо сжатый рот придавали ему решительный, волевой вид. Лы вспомнил, как по дороге в полк Моан одним выстрелом уложил в джунглях косулю. Какими восхищенными глазами тогда смотрели на Моана и Хиен, и остальные девушки из ансамбля, а он с косулей на плечах, не обращая внимания на их взгляды, продолжал шагать вперед!… «Может, Хиен, как и я, просто жалеет Моана? Может, ей, как и мне, хочется позаботиться об этом одиноком человеке? А может, он нравится ей? Хорош же я! Ревную к другу! А почему Хиен не может относиться к Моану чисто по-дружески? Разве могла она остаться равнодушной, узнав о том, что сделали с его семьей? Ведь не остался же равнодушным я! Почему я ко всему подхожу с такой старой, косной меркой, будто моралист феодальных времен?» - спрашивал себя Лы. Он вспомнил, как еще в молодежной бригаде многие спорили: почему, стоит только юноше и девушке подружиться, как все вокруг уже считают, что это любовь? Разве только любовь дает право на общение?

Разбираясь в незнакомых ему раньше душевных переживаниях, Лы понял, что в нем вновь заговорила любовь к Хиен, и любовь эта родилась не тогда, когда он слушал ее пение среди притихшего перед бурей леса, она родилась давно, несколько лет назад, и сейчас это чувство, глубокое и новое, стало неотделимым от воспоминаний о прошлом. Он уже потерял счет тому, сколько раз брался за письмо к Хиен, но всякий раз оно оставалось неотправленным. Откровения, мечты, размышления о любви, о жизни и будущем, - одним словом, все то, чем хотелось ему поделиться с ней, своей любимой, вдруг показалось ему в тот момент бесполезным. К чему все это, если они на самом деле чужие люди, если все, о чем он думал и на что надеялся, - всего лишь плод его фантазии? В конце концов он решил, что после окончания войны непременно разыщет Хиен, как разыскал ее когда-то в школьном лагере, и напомнит, как однажды он уже стоял перед ней, растерянный и ошеломленный охватившим его неведомым чувством, как робко смотрел на нее, не решаясь поздороваться и сказать, что они знакомы. Они будут стоять рядом на освобожденной земле, счастливые оттого, что познали радость победы, гордые тем, что не только из книг узнали о настоящем мужестве и самопожертвовании. Хиен глянет на него и тихо спросит: «За что ты полюбил меня?» А он возьмет ее за руку и станет вспоминать об изрытой окопами и вздыбленной бомбами и снарядами высоте 475, где его товарищи пролили столько крови. Затем он приведет Хиен к своему отцу и скажет, что она - его лучший друг, а отец, ласково, с лукавинкой глядя на них, расспросит (так, чтобы Хиен не очень смущалась, он это умеет) об ее родных, похвалит ее пение и поблагодарит за ту радость, какую она доставляла бойцам своим искусством…