Николай Пронин - Бойцы Сопротивления

Дед снова принес листовку. В ней предлагали вознаграждение тому, кто выдаст бежавших.

Через неделю решили все же уходить. Николай пообещал деду, если все будет хорошо, встретиться после войны. Ашот молча переступал с ноги на ногу. В руках он держал котомку сухарей.

Шли лесом до самого вечера. Николай заболел. Решили его с Ашотом оставить на хуторе, где редко бывали немцы. Кузнецов пошел вечером в соседнюю деревню. Уже добыл хлеба и возвращался обратно, и вдруг услышал дикий хохот: «Рус! Капут!»

«Откуда они?» — только и успел подумать он.

…Немцы щиплют Кузнецова за бороду, думают, парик, потом повели в деревню. Люди выходили из домов и смотрели вслед. Их было мало, только бабы и дети. Все смотрят на бородатого человека, А немцы, пьяные, толкают его и хохочут. «Куда бежать? До леса с километр. Оружие бы!»

Подошли к дому с крыльцом. Полиция…

Вышли двое с повязками на рукавах. Козырнули немцам, толкнули задержанного в спину — в карцер… На другой день его отвезли в лагерь. Так Иван Кузнецов в третий раз оказался в лагере военнопленных.

Шел 1942 год. Фашисты усилили охрану лагерей, и убежать было трудно. К концу года пленных переправили в Германию, потом в Австрию. Новый побег Ивану удалось совершить только через год вместе с Бортниковым и Орловым. После долгих скитаний они встретили итальянских партизан и присоединились к ним.

Рассказ Ивана Бортникова, записанный Сергеем Гладким

Как-то утром Николотто — командир нашей группы вызвал шестерых партизан и поставил задачу — захватить грузовик. Начали искать шофера. Мне захотелось вспомнить свою солдатскую службу. Ведь я неплохой шофер, водил свой ЗИС. Об этом я сказал как мог итальянцам. Они поняли. Обрадовались.

Начались сборы. Нам всем выдали оружие. Павел Орлов старательно протирает свое ружье, Ваня Кузнецов — патроны. Итальянцы же готовились к делу с шутками, как-то со стороны даже выглядело вроде не очень серьезно. Потом я узнал их характер. Они шутят, чтобы себя взбодрить. Нас на дело идет семь человек во главе с комиссаром Бьявки. Это один из тех партизан, которых мы встретили в горной избушке после побега. Тогда-то они избрали командиром группы Николотто, а комиссаром Бьянки. К их группе присоединились мы, а теперь еще десяток итальянцев.

Идем тропой вниз до развилки дороги на Беллуно и Фельтре. Я дважды упал — поскользнулся. Вот и шоссе, асфальт. За поворотом гудит машина. Мы спрятались за кустами.

Все было неожиданно. Я и не заметил, что наш партизан Тим был переодет в форму итальянского солдата, хорошо, что командир показал мне на него. Он и вышел на дорогу. Шофер притормозил. «Солдат» просит его подвезти. Водитель говорит, что не может ехать на Фельтре. Ему нужно недалеко, за ближайшую деревню. Только он это проговорил, комиссар Бьянки вышел из кустов с пистолетом и предложил шоферу: «Машина нужна партизанам, понял?» Шофер улыбнулся и спрыгнул с подножки. Комиссар показал рукой, чтобы он шел в противоположном направлении, а мне кивнул на машину. Она работала. Я вскочил, все залезли в фургон. Начинаю переключать скорости. Не наша схема переключения. Жалею, что не оставил шофера для консультации хотя бы минуты на три. Соображаю. Вот, есть схема на щитке.

— Едем, — говорю я комиссару. — Буду тормозить мотором, так, кажется, делают в горах.

Бензина полбака. Едем не разгоняясь. Бьянки просит быстрее. Уже темнеет. Нужно засветло попасть в городок на склад оружия. Он находится в крайнем сарае.

— Здесь остановись, — показал рукой комиссар, когда мы подъехали к горе у селения. Я не глушу мотора, Бьянки инструктирует партизан. Я спокойно сижу в кабине и держу наготове автомат — мало ли как бывает в бою. Небольшой опыт, но есть.

В кабину сел итальянский солдат. Я понял, дело будет интересное. Комиссар мне показал на него и что-то сказал. Я понял — надо остановить там, где он скажет.

Дорога была узкая. Я боялся встречной машины. Это не наши широкие дороги. Вот и город. Солдат показывает вправо. Делаю резкий поворот — и чуть не въезжаю в стену дома. Осторожно огибаю угол. Выехали на небольшую площадь.

— Это, — говорит сосед, — улица Садэ. Теперь прямо, — командует он.

Я прибавляю газ. Площадь пустынна. Свет можно еще не включать. Солдат напряженно смотрит в окно. Виден часовой у ворот. Солдат показывает, что остановиться надо возле него. Даю газ и, поравнявшись с часовым, резко торможу. Часовой что-то бурчит. Мой сосед спокойно выходит и начинает разговаривать с часовым. Они говорят тихо. А в это время партизаны незаметно сходят с фургона. Пока солдат спрашивал, один партизан сзади обхватил часового за шею. Тот даже не крикнул. Я не глушу машину. Автомат держу наготове. Смотрю, партизаны побежали в караулку. Минуты три — ни звука, ни выстрелов, ничего. Может быть, засада? Но тогда хотя бы крик был или выстрел. Потом вижу — партизаны несут какие-то ящики и грузят в кузов. Я выскочил, поставив предварительно машину на ручной тормоз, и к ним: «Помочь?» — спрашиваю. Бьянки машет — смотри, мол, вперед, если увидишь что, дай сигнал.

Через три-пять минут уже сгустились сумерки. Вижу — несут последний ящик. Бьянки садится в кабину, и мы едем. Я от азарта и успеха мчусь по улице с большой скоростью. А комиссар говорит: «Тише, ты разобьешь нас. Там в кузове люди и динамит». Плохо, что не все соображаешь по-итальянски. Сбрасываю газ, включаю фары. Впереди встречная машина шарахается от света в сторону. Вслед несется немецкая брань.

Вот и выехали за город. Едем туда, откуда приехали. Перекресток остался позади. Бьянки через полчаса показывает на дорогу, которая еле видна. Она идет в ущелье к кучам щебня. Наверное, для стройки насыпали щебень.

— Стой, — командует комиссар.

Я остановил свой фургон и вышел. Тишина, света нигде нет. В фургоне заговорили. Первым из машины выскочил ко мне Орлов. Он опросил меня: «Где мы находимся?» Я сказал: «На земле. А где — сам черт не разберет». Потом спросил его: «Вы что, весь склад забрали? А где же охрана?» Он ответил, что всех в караульном помещении связали. Оружие им оставили, так как за утерю оружия в итальянской армии положено наказание вплоть до расстрела. А так им ничего не будет. Скажут, напали партизаны и захватили динамит. Правда, мы еще ящиков пять патронов прихватили. Им на разживу оставили один. Хватит.

— И они не сопротивлялись, когда вы их вязали? — спросил я у Кузнецова. Он стоял тут же, поправляя пилотку.

— Один даже предложил это сделать комиссару сам. Тут хитрая политика… Они фашистов ненавидят тоже. Это же оккупанты — фашисты-то. А немцы из охраны в этот вечер уехали. Наверное, у них свои дела. Грабят потихоньку итальянцев. Это они, видимо, на машине возвращались пьяные и попались нам навстречу…