Андрей Марченко - Терракотовые дни

До самолета было уже недалеко — легко можно было рассмотреть модель самолета: обыкновенный транспорт, трехмоторный "Юнкерс". Идеальный объект для атаки — медленный, неповоротливый. Хотя может статься, сбить в один заход не получится. Ударить по кабине, может удастся убить пилотов, разрушить управление, хотя бы разбить центральный мотор.

На верхней части фюзеляжа немецкого самолета не было турельной установки — да это просто находка.

Пилот криво улыбнулся и пальцем нащупал гашетку. Истребитель сделал горку, стал скользить на транспорт, пилот поймал в прицел кабину…

Но вместо огня, он взял ручку на себя. Его истребитель пролетел над транспортом. На крыльях немецкого самолета действительно были кресты. Но не черные, тевтонские, а большие красные.

Самолет был госпитальным.

Ведущий оглянулся — ведомый так же проскочил над немцем, не открыв огонь. Пилот положил машину в развороте. Пока самолет делал круг, было время подумать.

Самолет, конечно, был набит хоть и ранеными, но немцами, наверняка офицерами. Их вылечат, и они опять пойдут в бой. И немцы ведь с нашими госпитальными не цацкаются. Но с иной стороны… Такую победу ему никто не засчитает — одержанная над вражеской территорией, да еще подтвержденная только ведомым. Зато ведомый скоро растреплет о том, что его ведущий сбил госпитальный самолет.

Сделал круг, догнал немца, лег на параллельный курс. Иногда на таких самолетах ставили пулеметы в окна транспортного отсека.

Ну хоть один выстрел, — думал пилот. — Хоть один выстрел, и я тебя завалю…

Немец молчал.

Зато уже наверняка передал на аэродром свое положение. С немецкими истребителями связываться не хотелось.

Пилот дал газ и отвалил в сторону — пусть себе летит. Найдем другую цель…

Но небо того дня было слишком большим, слишком просторным и самолеты в нем легко разминались друг с другом. Чтоб не вести назад на аэродром боекомплект, его отстреляли по немецким окопам.

Немцы прятались от снарядов, пули рыхлили землю, но так, кажется, никого и не убили.

Надо было все же сбивать, — сомневался пилот. Теперь все начнут тыкать в него, что он не стал сбивать немца. Пойдут слухи, вспомнят его происхождение совсем не крестьянское и не совсем рабочее. Может, самому и завалить ведомого, чтоб лишнего не трепал. Да нет, грех на душу брать…

Вернулись на свой аэродром. Посадили машины.

Доложились. Ведущий отрапортовал: небо чистое, враг не обнаружен.

— Так уж и не обнаружили? — спросил командир эскадрильи, но не у него, а обращаясь к ведомому.

— Никак нет, — бодро отрапортовал мальчишка. — Враг не обнаружен!

А в это время транспорт заходил на другой аэродром, в Миронове. Сел без затруднений, к самолету подкатили грузовики все с такими же красными крестами на тентах. Открылись двери в фюзеляже, стали выгружать раненых.

Сошли на землю пилоты, выглядели они явно довольными: когда появились советские самолеты, они попрощались с жизнью. Но что-то спасло их, может, этот красный крест. Вслед за радистом на землю соскочил человек в штатском, с небольшим чемоданчиком. Обменялся с пилотами прощальным салютом.

Затем нашел старшего офицера, отвечающего за разгрузку, отрекомендовался тому, предъявил свои документы. После чего офицер стал без меры разговорчив, впрочем, нес всякую чепуху, указывая на машины, на самолет.

Прибывший слушал внимательно, кивал, что-то уточняя, и даже черкая что-то в записную книжку.

Когда раненых перегрузили, интервью пришлось свернуть. Офицер занял место рядом с водителем в одной из машин, впрочем, предложив прибывшему место в другом грузовике.

Тот не стал отказываться…

И когда грузовики остановились во дворе госпиталя, он уже знал, куда идти. Спустился на два квартала вниз и зашел в гостиницу "Метрополь".

Места в ней были любые. Все же время не располагало к путешествиям. Пока заполняли бумаги, приезжий спросил по-русски:

— А какие культурные события у вас имеют место быть?

— Ну эта… — растерялся портье. — Вечером будет футбольный матч.

К его удивлению, иностранец улыбнулся и кивнул:

— Футбол — это хорошо…

И, действительно, минут за десять до начала матча, приезжий вышел из гостиницы. Стадион был недалеко и по пути он зашел в кондитерскую, купил пончик и пошел по улице неспешно и беспечно…

Еще в кондитерской его срисовал Петька, карманник. Заметил, что свой бумажник тот небрежно положил во внешний карман плаща.

Сомнений в том, что портмоне будет его, у Петьки не было. Карманы на плаще — это карманы без хозяина. Из них и младенец вытянет, только надо бы его прижать где-то, оттереть край плаща от хозяина.

И будто бы кто-то на небесах подыгрывал Петьке — иностранец шел к входу на стадион.

Вход на матч был свободным, но пускали через узкую калиточку, поэтому при входе собралась небольшая толпа.

Щипа стал в очередь за иностранцем, запустил руку ему в карман, нащупал толстый лопатник… И почувствовал, как его запястье схватила твердая рука.

— Вша панцирная… Да кто же так работает…

За руку вывел его из толпы, как отец выводит нашкодившего сына.

— Попался…

— Ай, дяденька, пустите, я не нарочно, — заскулил Щипа, — в толпе прижало…

— А если тебя с чужой женой поймают, тоже такую сказочку плести будешь? Не канючь — уже люди смотрят.

Петька осмотрелся — так и есть мимо них люди шли чуть замедляя шаг. Будто бы подозрительно на них посматривал немецкий солдат у входа.

Этот тип мог бы сдать Петьку в любое мгновение, но не спешил это сделать.

— Чего вам надо от меня.

— Сейчас ты пойдешь в Шанхаи, найдешь Серегу Колесника…

— Я не знаю никакого Колесника.

— Верю, — согласился собеседник, — ибо таким портачам как ты, знать Серегу не положено. Но ты шепни двум трем людям: гость, которого приглашал "Колесо", прибыл. Будет его ждать…

Он осмотрелся по сторонам…

— Скажем вон на третьей трибуне. Действуй!

— Но мне некогда, я тут работаю…

— Ты уже сегодня наработал на пулю в лоб. Если опять за дело сегодня возьмешься — погоришь. Мандраж тебя спалит. Уматывай отсюда, и чтоб я тебя сегодня не видел… Бегом — марш…

И Петька действительно побежал. Вроде бы и роста этот человек был обычного, и говорил тихо, но было что-то в нем жуткое, опасное…

— Интересный матч? — услышал за своей спиной гость в начале второго тайма.

— Ума не приложу. Совершенно не разбираюсь в футболе. Пришел сюда исключительно, чтоб тебя увидеть.

— Ну вот и свиделись, Коля…

— Ну да… В некотором роде… Как у тебя, вообще, дела? Зачем звал?

Колесник стал рассказывать. Говорил спокойно, небыстро. Иногда останавливался, что-то вспоминая.