Владимир Попов - Сталь и шлак

Из-под рабочей площадки вылез Дмитрюк, испачканный сажей, потный, с усталым, осунувшимся лицом, но с сияющими глазами. Он радостно доложил, что вскрытый им дымоход в полном порядке.

Его возбуждение передалось и Крайневу, но ненадолго.

«Все равно завтра или послезавтра завод взлетит на воздух», — подумал он и отошел от печи. Уже собравшись домой, он увидел девушку лет пятнадцати, которая с уверенным видом шла по площадке.

Худенькая, беленькая, синеглазая, в нарядном пальто, она светлым пятном выделялась на суровом фоне цеха.

— Вам что здесь нужно? — спросил Крайнев, удивленный ее появлением.

— Это моя дочка, Светлана, — сказал, подойдя к ним, Опанасенко и взял из ее плетеной сумки бутылку молока и сверток. — Завтрак мне принесла.

— Папа, Колю в армию берут, — грустно произнесла девочка, — он вас зовет, хочет попрощаться.

Опанасенко на мгновение задумался.

— Нельзя мне, дочка, уходить отсюда. Не могу. Ни как не могу, Светлана.

Девушка посмотрела на Крайнева с безмолвным укором: как может этот человек в такой момент не отпустить ее отца?

— Папа, немцы Орел взяли. Как же теперь там бабушка? — И глаза у нее сразу наполнились слезами.

— Знаю. Увидимся еще с бабушкой, это ненадолго. Ну, иди. — Опанасенко вернулся к печи.

Крайнев догнал Светлану у выхода.

— Как же ты проходишь на завод? — спросил он ее.

— У меня пропуск есть, — ответила она с гордостью. — Директор разрешил. Папа ведь домой почти не ходит, а он молочное любит. Скоро, наверное, и маме придется пропуск брать, чтобы с ним видеться, — сказала она, вздохнув, и уже с нескрываемым упреком посмотрела на Крайнева.

Сергей Петрович давно не был дома, и, когда он забежал к себе, Вадимка встретил его таким восторженным визгом, что у него посветлело на душе. Но радость его быстро омрачилась. Проходя мимо столовой, он увидел инженера Смаковского, давнишнего приятеля Ирины. Сергей Петрович никогда не испытывал симпатии к этому самодовольному, манерному, холодно-вежливому человеку.

Умывшись и переодевшись, Сергей Петрович вошел в комнату и сел в кресло. Он тотчас же ощутил усталость, большую, чем испытывал в цехе, и ему захотелось спать.

Обменялись несколькими незначительными фразами.

— Сережа, — обратилась к мужу Ирина, — Владислав советует мне уехать в село, пока есть такая возможность, и я думаю, что он прав.

Крайнев с удивлением посмотрел на обоих. Смаковский смутился.

— Вы меня извините, Сергей Петрович, — сказал он, — но мне кажется, вы настолько загружены работой, что у вас нет времени заняться своими делами, даже некогда подумать о семье. Мне хотелось бы помочь вам. Мы с Ириной Владимировной — старые друзья, и мама с удовольствием приютит ее.

— Меня удивляет такая поспешность, — иронически сказал Крайнев. — По-моему, в случае нужды уедут все.

— Пусть так, — согласился Смаковский, — но в деревне Ирина Владимировна и сын будут в полной безопасности. Бомбежек там нет, и уехать сейчас можно без лишней суматохи.

«Пожалуй, он прав», — подумал Крайнев, ясно представив себе, какой тяжелой дополнительной нагрузкой для нервов была беспрестанная тревога за семью.

Ирина бегло взглянула на Смаковского: ей показалось, что муж согласен.

— Нет, — твердо ответил Сергей Петрович, — Ирина уедет вместе со всеми и туда, куда поедут все.

— Почему это обязательно «как все»? — спросила Ирина, не скрывая своего раздражения.

— Потому что семьи рабочих еще никуда не едут, и я не хочу. Я не имею права сеять панику, Ты пойми, Ира, что мы, руководители, на виду. Что скажут о нас рабочие?

— Так тебе что дороже: жизнь жены и сына или мнение твоих рабочих?

Смаковский поднялся с дивана, извинился и ушел, как бы подчеркивая этим, что разговор слишком серьезен, чтобы при нем присутствовал посторонний.

— Я в тебе не терплю одну черту, — сказала Ирина, когда дверь за гостем закрылась. — Почему обязательно нужно поступать «как все»? Почему у тебя все должны быть одинаковые, серые, как доски в заборе?

В словах Ирины слышалось что-то чужое, почти враждебное. Сергей Петрович удивленно взглянул на нее.

— Почему ты сам не беспокоишься о своей семье? — злым голосом продолжала Ирина. — Сутками торчишь в цехе, а когда другие проявляют вместо тебя заботу о нас, ты мешаешь им.

Сергей Петрович вспыхнул:

— Ты скажи мне, кто из ответственных работников отправил свою семью? Скажи, назови хоть одну фамилию!

— Какое мне дело до других!

— Неужели тебе не ясно то, о чем я говорю? — спросил он и с горечью подумал, что никогда у него с Ириной не находилось общего языка, никогда она не понимала его.

В комнату вбежал Вадимка и забрался на колени к отцу. В руках он держал «Мурзилку».

— Папочка, почитай хоть капельку, — попросил он, протягивая журнал отцу.

— Ему не читать, его выпороть надо, — сердито сказала Ирина и пожаловалась на сына, что он с группой ребят постоянно наводит панику на жильцов.

Малыши забираются в подъезд, поближе к чьим-нибудь дверям, и гудят, подражая звуку немецких самолетов. Перепуганные домохозяйки поднимают переполох и, к великой радости затейников, бегут в убежища, а потом пристают к Ирине с жалобами.

Сергей Петрович с деланной суровостью посмотрел на сына. Живые светло-карие, как у отца, глазенки Вадима забегали по сторонам.

— Больше не буду, папочка, не буду. Даже дуделку отдам, только почитай, — взмолился мальчик.

Сергей Петрович не смог отказать ему. Примостившись рядышком на диване и ласково прижавшись к отцу, Вадимка с восторгом слушал рассказ о подвиге красноармейца Спивака.

Ирина поднялась и ушла к Макаровым. Она знала, что при ребенке муж не допускает никаких споров.

В самом занимательном месте рассказа в дверь постучали, и появился Василий Николаевич Макаров. Он успел уже умыться, переодеться и немного отдохнуть.

Взглянув на раскрытый журнал, Макаров кивнул головой:

— Дочитывайте, а я пока посижу, покурю.

Крайнев кончил читать, отдал «Мурзилку» сыну и глазами показал ему на детскую. Мальчик уже скрылся за дверью, когда Сергей Петрович вспомнил:

— А дуделка где?

Вадимка долго возился в своей комнате, гремел какими-то железками, отыскивая тщательно спрятанную игрушку, и, наконец, появился, держа в руке запаянную с одного конца трубку с несколькими отверстиями.

Вытерев трубку платком, Крайнев поднес ее к губам, но как он ни дул, кроме шипения, ничего не получалось. И вдруг все трое услышали нарастающий гул. Макаров тревожно посмотрел в сторону завода.

— Наши, — успокоил его Крайнев, — с востока идут.

— Наши, наши! — подхватил Вадимка. — Немецкие — те воют вот так, — и мальчик, схватив трубку, мгновенно воспроизвел прерывистый звук немецких моторов, — а это наши…