Владимир Попов - Сталь и шлак

— Теперь вся нечисть из щелей повылазила, — угрюмо сказал Гаврилов.

Матвиенко поднялся со скамьи и пошел в столовую, где тоже собирались рабочие.

Рано утром Дубенко вызвал к себе начальников цехов. В предрассветных сумерках страшным казался мертвый завод, безмолвны были цехи, бездымны трубы.

Крайнев вспомнил плакат с надписью:

«Дым фабрик и заводов — это дыхание Советской республики».

Плакат был старый, видел он его давно, но сейчас вспомнил потому, что дыхание завода прервалось, и он с болью ощутил, как тяжело становилось дышать Родине.

В кабинете у стола нетерпеливо расхаживал Дубенко. Его воспаленные от бессонных ночей глаза встречали нетерпеливым взглядом каждого опоздавшего. Когда, наконец, все собрались, он объяснил положение: за последние часы обстановка несколько изменилась к лучшему, продвижение немцев на этом участке фронта было приостановлено нашим перешедшим в наступление танковым соединением. Таким образом, выгадывалось время для эвакуации заводов Донбасса.

— Будьте готовы в любой момент приступить к минированию цехов и объектов, а пока отгружайте все, что можно, — заключил он.

При выходе из заводоуправления Крайнева остановил главный инженер электростанции Лобачев. Начальник станции был тяжело ранен при бомбежке, и теперь Лобачев исполнял его обязанности.

— Ну, как вам все это нравится? — спросил он Крайнева.

Тяжело, очень тяжело, — ответил тот.

— Немцы берут нас в кольцо, а правительство, вместо того чтобы эвакуировать людей, в первую очередь собирается вывозить оборудование. Вам не кажется, что нам уже никуда не удастся уехать?

— Нет, не кажется.

— Уходить надо, немедленно уходить, — быстро зашептал Лобачев. — Вот увидите, нас тут будут держать до последнего, а потом бросят.

Сергей Петрович на миг с ужасом представил себе, что он не успел уехать и остался у немцев.

Мимо прошел задержавшийся у директора начальник доменного цеха, и Лобачев побежал догонять его.

— Как вам это нравится? — издали услышал Крайнев.

Загудел гудок, странный, ненужный. Завод стоял, но люди шли на завод. Они знали, что в цехах делать нечего, но все-таки шли. Шли рабочие утренней смены, шли рабочие дневной смены и присоединялись к тем, кто оставался здесь с ночи и не уходил домой. Никогда еще завод не видел столько людей, как в это памятное всем утро.

Крайнев заметил свет в своем кабинете и зашел.

На диване необычно оживленный Пивоваров что-то доказывал Шатилову. На составленных стульях звучно похрапывал механик цеха, всю ночь следивший за бесперебойной подачей воды в печи. У стола сидела Теплова и перелистывала ставшую теперь ненужной тетрадь сводок. На последнем заполненном листе стояла надпись: «10 октября 1941 года. 3 часа 30 минут ночи. Цех остановлен».

Узнав у собравшихся, что Матвиенко находится тут же рядом, в столовой, Сергей Петрович послал за ним.

— Вы почему не в цехе? — спросил он, обращаясь ко всем.

— А что там делать? Что там говорить? — огрызнулся Пивоваров. — И слов не найдешь…

— Матвиенко, однако, находит слова…

— Ну, так я и Матвиенко — это же разница!

— Какая? — живо спросила Теплова.

Она не любила Пивоварова за грубость, за крикливые выступления на каждом собрании, по каждому вопросу, за постоянные нескромные напоминания о своем участии в гражданской войне и еще за что-то, в чем она сама не могла разобраться.

— Вы же на всех собраниях твердите, что вы беспартийный большевик, что никакой разницы между вами и членами партии нет.

Пивоваров даже закряхтел, обдумывая, что ответить, но дверь открылась, и вошел Матвиенко, бодрый и еще более спокойный, чем в предыдущие дни. Он ожидал худшего от этой тяжелой ночи. Много разных людей в цехе, в обычной работе не каждого разглядишь внимательно. Коллектив похож на стальной слиток, который даже в разрезе имеет ровную блестящую поверхность. Только травление поверхности металла кислотой вызывает появление темных, редко разбросанных пятен на фоне прочно сросшихся кристаллов. Это шлаковые включения в стали. И случается иногда, что сталь, прошедшая испытания на разрыв и твердость, не выдерживает проверки на однородность структуры.

Суровые испытания выдержали люди, работая под пулеметным огнем и бомбежками, но все же Матвиенко с тревогой думал об остановке цеха. Он опасался момента, когда прекратит свое действие выработанный людьми и, в свою очередь, организующий их ритм напряженной работы: как проявят себя тогда люди? Не разбредутся ли многие из них в разные стороны, как разлетаются пчелы из опустошенного улья?..

Сегодня ночью он успокоился. Организующая сила коллектива действовала по-прежнему, и он, Матвиенко, как и в обычное время, направлял эту силу, руководил ею.

Он никому не сулил многого. Единственно, что он обещал, — обеспечить отъезд всем желающим и работу всем эвакуирующимся. И ему верили.

Когда Матвиенко уселся у стола, Крайнев рассказал о том, что слышал в кабинете директора.

— Начальником штаба по эвакуации цеха назначен я, — заявил Крайнев. — Задача — вывезти все, что можно вывезти. Распорядок работы остается прежний: люди работают по своим сменам, в своих бригадах, но под руководством слесарей и электриков. Понятно?

— Состав бригад немного изменится, Сергей Петрович, — сказал Матвиенко. — Я распределю членов партии так, чтобы они охватили все бригады. А ты что думаешь делать с комсомольцами? — спросил он, обращаясь к Тепловой.

— Бригаду комсомольской печи оставляю в полном составе на демонтаже, — ответила она, заранее решив этот вопрос. — А остальные комсомольцы будут работать во всех бригадах.

— Ну, а теперь в цех, — сказал Сергей Петрович и вышел из кабинета. За ним двинулись остальные.

Бондарев очень обрадовался приходу Крайнева и секретаря. Рабочие, столпившиеся у рапортной, забросали его вопросами, на которые ему трудно было отвечать.

Крайнев объяснил рабочим положение. Деловой тон начальника успокоил и мобилизовал людей. Они поняли смысл своего пребывания в цехе, срочность и важность задания, которое им предстояло выполнить.

Как только был выдан инструмент, закипела работа. Это была страшная работа разрушения того, что созидалось и поддерживалось десятилетиями.

Сталевары, ковшевые, разливщики, мастера, каменщики превратились в слесарей, такелажников, грузчиков. Они снимали с кранов моторы и тележки, приборы и пусковую аппаратуру, выкатывали станки из мастерской, молоты из кузницы и грузили, грузили, грузили.

Комендант цеха, хозяйственный и аккуратный, ярый поборник чистоты и порядка, переключил свою бригаду на отгрузку. Он заполнял все промежутки в вагонах с оборудованием кислородными баллонами, тачками, носилками, кайлами — всем, что попадалось ему иод руку. Даже лопаты, приготовленные на зиму для уборки снега, уютно разместились между ящиками с контрольно-измерительными приборами. Комендант всерьез и надолго собрался хозяйничать на востоке.