Владимир Попов - Сталь и шлак

Ирина вошла в спальню вслед за мужем.

— Сына я тебе не отдам, — с преувеличенной твердостью сказала она и потянулась к ребенку.

— А я не оставлю его немцам, — резко сказал Крайнев и так взглянул на жену, что та невольно попятилась.

Ирина хорошо знала характер мужа и сейчас впервые в жизни почувствовала, что он может ее ударить. Она опустилась на кровать и закрыла лицо руками.

Завернув сына в одеяло, Крайнев пошел к выходу, вернулся, захватил со стола чертежи и вышел в коридор.

На улице шел дождь. Холодный ветер с силой набросился на Крайнева, то подгоняя, то мешая идти.

По-мужски неумело завернутое одеяло сползало, и Вадимка хныкал. Выйдя из ярко освещенной комнаты, Сергей Петрович ничего не видел, то и дело оступался в лужи, но продолжал идти напрямик.

Вот, наконец, и ворота завода. Часовые не спрашивали пропусков, у эшелона собрались десятки подвод и сотни людей с домашним скарбом.

С большим трудом нашел он в этой суете начальника эшелона и узнал у него, что семья Макарова едет во втором вагоне от паровоза.

Когда Сергей Петрович с Вадимкой на руках взобрался по лестнице в вагон, в нем было еще сравнительно немного людей. При свете железнодорожного фонаря, висевшего на стене, он увидел Елену с сыном. Виктор сидел на нарах и играл большим плюшевым мишкой.

— Елена Николаевна, — быстро заговорил Крайнев, — возьмите с собой Вадимку, будьте ему матерью; знаю, что тяжело, хлопотно, но у меня другого выхода нет.

— А Ирина? — изумленно спросила Елена.

— Она остается, — глухо ответил он.

— Как же так, Сергей Петрович! — вымолвила Елена, придя в себя от неожиданности. — Неужели вы не могли жену уговорить!

— А вас Василий Николаевич долго уговаривал?

Елена молчала. Она знала, что ни она, ни сотни других женщин, грузившихся в этот эшелон, ни в каких уговорах не нуждались.

— Конечно, возьму, возьму, а как же? — заторопилась она, видя, что Сергей Петрович все еще держит ребенка на руках. — Довезу в целости и сохранности. — И добавила тихо: — Если только доедем…

Крайнев опустил глаза. Он знал, что впереди большой железнодорожный узел, ежедневно подвергающийся бомбежке.

— Будем верить во встречу на Урале, Елена Николаевна, — сказал он, опуская Вадимку на нары. — И чертежи довезите. Это тоже мое детище.

— Будем верить. И чертежи довезу…

— Не хочу без мишки, не хочу! — вдруг заплакал Вадимка. — Принеси мишку…

Мальчик во сне не расставался со своим мишкой и просыпался, когда мать или отец пытались забрать у него неразлучного друга.

— Сейчас принесу твоего мишку! — почти весело крикнул Сергей Петрович и выпрыгнул из вагона.

Он ворвался в дом, возбужденный от бега под дождем. Ему казалось, что теперь он уговорит Ирину уехать. Но квартира была пуста. В спальне — следы спешных сборов. На кресле — какое-то старое пальто, посреди комнаты — пустой чемодан. «Уехала все-таки!» — обрадовался он и, схватив мишку, одиноко лежавшего на неубранной детской кроватке, снова побежал на завод.

Уже издали до него донеслись свистки и пыхтенье паровоза. Лязгнули буфера, на миг все стихло, и вагоны медленно поплыли мимо.

У двери вагона стояла Елена с Вадимкой и всматривалась в темноту.

— Ирина здесь?

Елена покачала головой.

Как он был наивен, хоть на минуту поверив, что Ирина способна изменить свое решение!..

— Ловите мишку! — крикнул Сергей Петрович и бросил игрушку в открытую дверь.

Мишка плюхнулся на пол, и Вадимка бросился к нему.

Только проводив взглядом последний вагон, Сергей Петрович вспомнил, что не простился ни с сыном, ни с Еленой. Он тяжело опустился на мокрые от дождя рельсы, достал папиросу и закурил. Как безмерно устал он за эти последние дни!

«Вот и рассыпалось то, что давно дало трещину, — с болью подумал он. — Семьи больше нет. Ирина… Где и с кем сейчас Ирина?.. Вадимка едет на Урал. Доедет ли? А я?.. Кто скажет, где буду я?..» Представить себя в одном эшелоне со стариками и старухами он не мог. «Во что бы то ни стало уйду в армию. А Вадимка? Не пропадет Вадимка!» — Он успокаивал себя, но мысль о том, что его сын будет жить где-то один, без родных, наполнила его тоскливым, щемящим чувством.

Внезапно Крайнев увидел себя как бы со стороны. Вот он сидит ночью, один под дождем, на этих мокрых рельсах… Вдруг он так остро ощутил свое одиночество, что, превозмогая усталость, порывисто встал, бросил папиросу и пошел в цех. Он спешил поскорее очутиться среди людей, с которыми особенно сроднился за последнее время.

Когда Гаевой, Матвиенко и вальцовщик прокатного цеха Андрей Сердюк вышли из «газика», у здания городского комитета партии стоял грузовик с затемненными фарами и откинутыми бортами.

В темном подъезде они столкнулись с группой людей, спускавших по лестнице что-то большое и тяжелое.

Сердюк увидел несгораемый шкаф, в котором обычно хранились партийные документы.

Коридоры второго этажа и приемные заместителей секретаря были полны людей. Гаевой поморщился от мысли, что им придется потратить много времени на ожидание. К его удивлению, приемная Кравченко была пуста. Как секретарь крупнейшей в городе партийной организации и как старый товарищ, он, по обыкновению, вошел в кабинет секретаря горкома без доклада. Но Кравченко, занятый беседой с какой-то пожилой женщиной, недовольно взглянул на него и попросил не мешать.

Гаевой вышел, озадаченный необычным приемом. Он был смущен также и тем, что давно не брился, тогда как Кравченко был тщательно выбрит и имел обычный деловой вид.

Ждать все-таки пришлось довольно долго.

Пригласив Гаевого и Матвиенко к себе в кабинет, Кравченко подробно расспросил их о ходе демонтажа и о настроении людей. Только сейчас Гаевой рассмотрел порезы на щеках секретаря и темные круги под глазами. Получив удовлетворившие его ответы, Кравченко обратился к Матвиенко:

— Так вот, Михаил Трофимович, что ты с собой думаешь делать? — Он затянулся и выпустил дым изо рта с таким видом, будто ответ нисколько его не интересовал. — В тыл уедешь или в армию пойдешь?

Матвиенко ответил не сразу.

— Я думаю, мне правильнее пойти в армию, — сказал он. — Рабочая квалификация моя не особенно дефицитна: слесарей-водопроводчиков в тылу найдется достаточно. Пожалуй, от меня в армии будет больше пользы.

— А воинское звание какое имеешь?

— Рядовой, — ответил Матвиенко и, помолчав, добавил: — Пойду в армию.

— Это как — решение сердца или разума?

— Это решение совести, совесть у меня будет спокойнее.

— Да-а, — протянул Кравченко. — Я так и думал. Поэтому и предложил рекомендовать тебя на политработу. Завтра оформим.

Матвиенко встал и собрался выйти. Кравченко посмотрел на него внимательно, стараясь разгадать его настроение.