Владимир Попов - Сталь и шлак

— Ты не особенно доволен? — спросил он.

— Немного жаль расставаться с коллективом: люди у нас золотые, и работать с ними стало сейчас значительно легче…

— Легче? — удивился Кравченко. — Времена-то сейчас тяжелые…

— Легче, — убежденно подтвердил Матвиенко. — Сейчас люди, как никогда, проявляют патриотические чувства.

— Люди, говоришь, золотые, а печь из строя дали вывести, — заметил Кравченко и иронически взглянул на него.

— А через сутки ее снова ввели в строй, — ответил Матвиенко и рассказал о дымоходе, найденном Дмитрюком, и о своей беседе с ним.

— Ну, как старик, решил все-таки ехать? — заинтересовался секретарь горкома.

— Решил. И других сейчас уговаривает.

Матвиенко распрощался и вышел.

— Что-то я у него особого желания идти в армию не вижу, — сказал Кравченко, косясь на Гаевого.

— Нет, почему? — возразил тот. — Это у него характер такой. Говорит всегда не больше, чем надо.

Гаевой усмехнулся.

— В прошлом году приехал к нам на проведение займа инструктор обкома. Пошли мы с ним в мартен. Там собрание идет. Пришли как раз, когда Матвиенко попросил слова. Вышел он, помолчал, а потом спрашивает: «Так вот, товарищи, кто мне назовет, какие предприятия построены советской властью за последние годы?» Народ ему охотно перечисляет: Кузнецк, Березники, Запорожье и так далее. «А какие курорты?» — спрашивает Матвиенко. Ну, насчет курортов донбассовцы специалисты: путевками нас никогда не обижали. Инструктор заволновался. «Что это такое? — шепчет мне на ухо. — Он же доклад должен сделать!» Признаюсь, и я немного смутился. Мартен по подписке на заем всегда был лучшим цехом, я для начала и хотел его показать как образцовый. А Матвиенко все спрашивает и спрашивает. Потом сам начинает рассказывать, а под конец задает вопрос: «Оказывается, вы хорошо знаете, куда идут деньги, что мы государству взаймы даем?» Отвечают: «Знаем!» — «А для чего сегодня собрались, тоже знаете?» — «Тоже знаем». — «Ну, тогда давайте начнем проводить подписку». Берет листок и подписывается на двухмесячный заработок, а за ним и все остальные. Так что ты за него не беспокойся. Он всегда умеет найти простые, доходчивые слова. Политрук из него выйдет дельный.

— Ну, а каков Сердюк? — спросил Кравченко. — Я его совсем не знаю.

— Тот и вовсе красноречием не обладает. Замкнут, суров, последнее время мрачен, но я его знаю с детства: кристальной чистоты парень.

— Парень кристальный, а от работы на границе его все-таки освободили, — заметил Кравченко и снова покосился на Гаевого. — Ну ладно, раз, говоришь, замкнут, то уходи: с такими беседа втроем не получается.

Гаевой вызвал Сердюка, а сам остался ждать в приемной.

Пока вальцовщик шел к столу, здоровался и усаживался в кресле, секретарь горкома рассматривал его большую, крепко сколоченную фигуру, сильные, привыкшие к клещам руки, лицо с крупными, грубоватыми чертами.

Сердюк не спеша достал папироску, закурил и, неожиданно повернув голову, поймал на себе изучающий взгляд Кравченко.

— Впервые видимся, — как бы оправдываясь, пояснил тот. — На заводе долго не работал?

— Четыре года.

— После перерыва сколько времени работаешь?

— Полгода.

— С прежней работы за что сняли?

Сердюк помрачнел и отвел глаза в сторону.

— Оставим это. Старо, — сказал он.

— Партийная организация хочет доверить тебе, товарищ Сердюк, почетное, но опасное дело, — сказал Кравченко, и Сердюк сразу насторожился. — Партийная организация должна знать, можно ли тебе его поручить. Заводской партийный комитет говорит — можно, а я хочу иметь собственное суждение. За что тебя сняли с работы?

— За допрос, — угрюмо ответил Сердюк, но глаза его заметно оживились.

— Застрелил кого?

— Нет, за это бы посадили. Ударил один раз, лапа у меня сами видите какая. — Сердюк положил на стол свою огромную пятерню.

Кравченко невольно улыбнулся.

— Ты скажи: что ты предпочитаешь, — спросил он, — в армию идти или в тылу остаться?

— Ну, чего я в тыл поеду? — обиженно произнес Сердюк. — Ясное дело — в армию.

— Не ехать в тыл, а остаться в тылу у немцев, — пояснил секретарь.

Сердюк повернулся на стуле и взглянул на Кравченко с живейшим интересом.

— Партизанить? — спросил он.

— Да, руководить подпольной группой.

— Это дело подходящее, — живо ответил Сердюк, — только одна беда: в какое я подполье влезу? — И он развел руками, как бы показывая на свою могучую фигуру.

— Это верно, — улыбаясь, сказал Кравченко, — парень ты заметный. А все-таки расскажи подробно, за что тебя с работы сняли.

— Да почти ни за что, — ответил Сердюк. — Порядки у нас на границе строгие: пока ловишь — убить можешь, а задержал — пальцем не тронь. Я ночи напролет сидел, допрашивал, всякую ересь слушал, а один раз грех случился. Привели одного свеженького, прямо из леса. Длинный такой, худющий. Затянут в комбинезон из камуфляжа, весь желто-зеленый, вымазанный, мокрый, голова маленькая, глазки крохотные. Представил я себе, как он на нашу землю через границу переползал, извивался, прижимался к земле, высовывал свою длинную шею из травы, как гадюка, — затрясло меня всего. Не люблю я с детства ничего такого, что по земле ползает: ни змей, ни ящериц. Есть у меня струнка такая — придавить. И что бы вы думали, товарищ секретарь? Подходит этот гад к моему столу, садится этак с вывертом, берет грязными пальцами папироску, закуривает, а потом поворачивается ко мне и спрашивает — вы понимаете! — он меня спрашивает: «Ну, что вы хотите сказать?»

При одном воспоминании об этом у Сердюка сжались кулаки.

— Ну, я ему и сказал! — продолжал он. — Дней десять его выхаживали, челюсть ремонтировали, через трубку питали. Спасибо врачу — выходил. Меня это время под арестом держали, потом из-под ареста освободили, дали литер и выпроводили. Но следствие я все-таки до конца довел.

— А это как же? — удивился Кравченко.

— А так. Допрашивал его один мой товарищ. Ну, я и упросил его пустить меня на допрос. Часа два просил, даже божился, что не трону. И как только я в комнату вошел, этот змей на меня посмотрел и начал давать показания.

— М-да, — неопределенно протянул Кравченко, и Сердюк посмотрел на него с нескрываемой тревогой. — Ну, не беда, — заключил он неожиданно, — бывают ошибки. А больше ошибок не было?

— Больше не было.

— Так вот, товарищ Сердюк, я все же считаю, что ты человек подходящий. В городе тебя малость подзабыли. На заводе ты рядовой член партии, к тому же малозаметный за последнее время. — В голосе Кравченко послышался упрек. — Одно заруби на носу: выдержки тебе надо побольше. Там тебя одна змея из терпения вывела, и здесь ты в змеином гнезде оказаться можешь. Сумей зубы в десны вдавливать, но сдерживаться. Сумеешь?