Владимир Попов - Сталь и шлак

С того времени, как Вальского последний раз вызвали в гестапо, он не находил себе покоя ни днем ни ночью. Он мечтал заслужить расположение и благодарность немецких властей, но в то же время страшился мести советских патриотов. С фронта поступали тревожные известия: немцев громили то здесь, то там и остановили в Донбассе, неподалеку от Ольховатки.

Поздней ночью, закончив прием осведомителей и оставшись один (супруга выехала осмотреть имение), Вальский испытывал такую тревогу, что не мог уснуть до самого утра.

Прошла неделя. Осведомители, боясь провала, не соглашались на создание провокационного отряда. Напрасно Вальский упрашивал, сулил награды, поил водкой.

В субботу явился связной. Забрав очередную пачку доносов, он вскоре вернулся и принес от Штаммера лаконичную записку: «Даю еще неделю срока».

Вальский окончательно струсил. Он даже перестал бриться. Руки у него так дрожали, что он не мог держать бритву.

И вдруг ему показалось, что его звезда снова начинает восходить.

Вечером, за несколько минут до «комендантского» часа, неожиданно явился Пивоваров, о котором столько времени не было ни слуху ни духу. Он был худой, обросший, обтрепанный.

Вальский принял его как родного, накормил, угостил водкой. Во время совместной работы в цехе они не были слишком дружны, хотя Пивоваров и пытался заслужить доверие своего начальника. В разговорах с ним он, не стесняясь, издевался над тем, чем восторгался на собраниях.

На этот раз Пивоваров начал разговор издалека, но постепенно разоткровенничался.

— Я к вам за советом, Ксенофонт Петрович. Вы единственный человек, с которым я могу говорить откровенно.

Пивоваров рассказал, как они с Лобачевым договорились сохранить станцию для немцев. После того как шнуры были подожжены, Нечаев убежал в заводоуправление, а Лобачев — домой, он, Пивоваров, проник в помещение станции и обрезал шнуры. Эту операцию ему удалось повторить после второго запала. Крайнев застиг его врасплох, но он обманул его, показав подделанную записку. Когда Крайнев ушел, он извлек детонаторы и зажег ящики с аммонитом, чтобы их уже нельзя было взорвать. Все шло хорошо. Как только немцы вступили в город, Пивоваров с Лобановым выпили на радостях. Но утром явился Крайнев с немецкими солдатами. Он убил Лобачева, а Пивоваров едва спасся, убежал черным ходом. С перепугу он скрылся из города и все время прятался в селе.

Что ему еще оставалось делать? Не мог же он явиться к немцам, которые за ним охотились! Нужно было донести на Крайнева, но кто бы ему поверил? Ведь тот опередил их с Лобачевым и сумел втереть немцам очки. Услышав о смерти Крайнева, Пивоваров вернулся в город, но теперь узнал, что этот опасный человек жив, и окончательно растерялся.

— Теперь я уже не знаю, что и делать. К немцам идти боюсь, с Крайневым встретиться боюсь, жить не на что. Совсем погибаю, Ксенофонт Петрович.

Пивоваров быстро пьянел и не замечал, что хозяин слушает его с заблестевшими глазами.

Как только гость захрапел на диване, Вальский забегал по комнате, не в силах сдержать овладевшее им возбуждение.

— Вот это находка! — шептал Вальский. — Теперь мы с вами рассчитаемся, товарищ Крайнев!

Не было человека, которого бы Вальский ненавидел больше, чем Крайнева. Это он в течение месяца выправил работу цеха и доказал всем, что Вальский был никуда не годным руководителем. Это он с первой плавки освоил сложнейшую бронетанковую сталь и завоевал на заводе огромный авторитет.

Вальский и раньше не верил в то, что Крайнев может искренне служить немцам. Но до сих пор у него не было никаких доказательств этого. Теперь, после разговора с Пивоваровым, все стало ясно: Крайневу удалось обмануть немцев.

Вальский испытывал неудержимое желание побывать на допросе Крайнева, самому допрашивать, любой ценой вырвать у него признание.

«К нему не так легко будет подступиться, — размышлял Вальский, — он спас станцию, подготовил к пуску механический цех. Но все это ничто по сравнению с вещественным доказательством, которое лежит у меня на диване. — Он с нежностью посмотрел на громко храпевшего Пивоварова. Сама судьба приготовила ему этот подарок. И вдруг еще одна счастливая мысль осенила Вальского: — Вот кого нужно сделать начальником «партизанского» отряда! Лучшего не найти! Прикидывался общественником, немцы его преследовали…»

Вальский подошел к столу и выпил рюмку водки. Жизнь возвращалась к нему. Теперь немцы вознаградят его по заслугам. Они вернут ему имение.

— Оно мое, мое! — шептал Вальский, страстно сжимая руки.

Плохо только, что жизнь возвращалась с таким опозданием.

Он подошел к зеркалу и долго рассматривал свое морщинистое, одутловатое лицо, на котором торчали короткие седеющие усики.

Утром Вальский заставил Пивоварова повторить рассказ и подробно записал все — слово в слово. Только после этого он отпустил гостя, дав ему опохмелиться и назначив день следующей встречи.

У директора завода Ротова никогда не было такого главного инженера, который удовлетворял бы его требованиям и с которым он мог бы сработаться. Директор каждого мерил своей меркой, и ни к кому эта мерка не подходила. Ему требовался помощник талантливый и покорный. Обычно эти качества редко совмещаются в людях. Покорностью и уступчивостью отличались лишь малоодаренные инженеры, а талантливые неизменно оказывались несговорчивыми и строптивыми. Конфликт был неизбежен в обоих случаях: послушные инженеры не удовлетворяли директора потому, что плохо работали, талантливые — потому, что отказывались безоговорочно слушаться.

Прежде чем стать директором крупного завода, Ротов и сам долгое время был рядовым инженером.

Блестяще окончив институт, где он успешно совмещал учебу с руководящей партийной работой, Ротов неожиданно заявил, что хочет пойти в доменный цех в качестве подручного горнового.

— Да почему же к горну? — недоумевали члены комиссии по распределению молодых специалистов.

Особенно удивлялся маститый профессор, убеждавший Ротова остаться при институте.

— Вы же мартеновец, на что вам дался доменный цех?

— Именно потому, что я мартеновец, мне и нужно попрактиковаться в доменном. Сталеплавильное дело я знаю, мастером сработаю, плавку пущу. Я хочу и доменное дело знать до тонкостей.

Это решение созрело у Ротова после одного случая, свидетелем которого он был во время производственной практики.

На завод приехал начальник главка, впоследствии нарком черной металлургии. Вместе с начальником цеха, истеричным и крикливым Вальским, он осматривал печи, подолгу задерживаясь у каждой из них. Когда начальник главка подошел к печи, где Ротов работал подручным сталевара, Вальский посмотрел на пробу и, демонстрируя свою требовательность, грубо сказал мастеру: