Ромен Звягельский - Виктория

Вика уговаривала Елизавету Степановну, говоря ей, что не могли они, что показалось…

— Между прочим, они нас с тобою за сестер приняли, — пыталась она расшевелить мать, — или ты очень молодая у меня, или я состарилась.

— А може и взаправду, — медленно сказала Елизавета Степановна, — може, вся эта жизнь ее в могилу свела, не дала старость посмотреть.

Вика не пошла работать в жандармерию, запасов еды в подполе еще хватало, мать обшивала соседскую немчуру, брала с них деньги.

Вика поняла, что и при немцах можно было выходить днем на улицу, ходить в здание школы, где иногда собирались ее одноклассники, человек пять, не больше.

— Петька Романов, Рафиз Сейфулин, Аза Кириченко, Вовчик, Ленка Гагарина уехали с родителями в Ташкент, за Урал, на север, — поведали ей наперебой мальчишки, — другие, Федя, твоя Маруся, Ленька — говорят в горах, у партизан.

Вика ругала себя за то, что не додумалась она про партизан, не подсказала матери, Каменским. Конечно, не дали бы им пропасть, если бы они ушли вовремя в горы.

Никто из ребят не знал, куда увели еврейские семьи, где их содержат. Одно успокаивало, массовых расстрелов еще не было, ребята бегали смотреть, как вешают второго секретаря райкома, пару раз фашисты устраивали погромы в домах коммунистов, жену начальника порта увели в верхний поселок, в жандармерию.

— Всех вместе их куда-то отвели, — размышлял командир их класса смуглявый, рассудительный Ренат Лавочкин, — всех лиц еврейской национальности провели по Подолу туда куда-то, к вам, — он кивнул на Вику, на улицу Радио.

Они сидели за школьным амбаром, на площадке, усыпанной соломой. Площадку эту обрамляли со всех сторон кусты, ребят не было видно ни с футбольного поля, ни из школьных окон, ни с дороги, проходившей совсем рядом.

— Ренатик, но ведь у всех у нас в домах живут немцы, — предожила Вика, — Неужели никак нельзя через них узнать. Вот у тебя, как с ними?

— У меня с ними не может быть никак, — отрезал Ренат, — Они меня уже два раза избили, когда я за мамку вступился. И сожрали все за пять дней.

— Да мы и немецкого не понимаем, — покачала головой Леточка Нивинская, — мне Виолетта тройку по немецкому еле вывела.

— Эх ты! — пристыдил Ренат, — Вот теперь кудахтай! Как же людям-то помочь?

Вика уже обдумывала это давно. Она мягко подбиралась к капитану Клоссеру, пару раз проследила за ним, когда он утром шел на службу. Работал он в жандармерии, в правом крыле: Вика видела его в окне.

— Вот что, — задумчиво проговорила она, — а если напрямую разговор завести. Так, мол, и так, подружка… Может, знаете… Ну, подкупить там чем-нибудь…

Ренат и Саша Оношенко внимательно посмотрели на нее.

— Чем?

— Да, подкупать нечем. И опасно. Но я попробую поговорить.

— Скажи, что она тебе должна кольцо вернуть, тогда они быстрей согласятся, корыстные уж больно, сволочи.

Ренат не смотрел на нее, водил раскосыми глазами по другим ребятам. Его резкие восточные черты лица нравились Вике.

— Попробуй прикинуться этой… кочергой, — посоветовал Оношенко.

Капитан Клоссер пришел вечером позже своего подчиненного. Тот уже поужинал, мать бегала в их комнату с чугунками, немцам полюбилось ее жаркое. В доме вкусно пахло жаренным луком и салом, тушенным мясом. Вика грызла яблоко, притаившись за маленьким облезлым сараем. Никаких синих коров уже не было на его стене, только размывы от облаков и синие подтеки, пеекрасившие даже траву под досками.

Когда Клоссер показался над калиткой совсем стемнело. Пищали последние осенние цикады в ночных кронах. Белый воротничок немца фосфоресцировал над дорожкой.

— Дядечку начальник, дядечку начальник, — шепотом позвала Вика и перестроилась на немецкий, — Помогите мне, пожалуйста.

Она была довольна своим немецким, волшебной возможностью говорить на чужом языке так, чтобы было понятно. Но она ненавидела сам этот язык. Он казался ей источником жестокости и вероломства.

Когда Клоссер осторожно приблизился к сараю, она поняла, что влипла. Клоссер был пьян. Он шатаясь наклонился к ней и проговорил:

— А это ты, маленькая чертовка. Что тебе нужно?

Он потянулся к ней обеими руками, ухватил за плечи и стал притягивать к себе.

Отступать было некуда. Она увернулась и отскочила на безопасное расстояние.

— Ах, ты хочешь играть?

— Дядечко Клоссер, — пропела Вика заунывно, — У меня в школе одна девочка отобрала книгу, не отдала. А девочку ту куда-то забрали. Вы забрали. Неужели ничего нельзя сделать?

— Какую книгу? — насупил брови капитан, и повернулся, желая немедленно найти и наказать провинившуюся.

Вика судорожно подбирала названия, но все было не то. И вдруг она вспомнила о Вернере.

— «Фауст»! «Фауст» Гете, — почти прокричала она.

Пьяный капитан поднял перед ней указательный палец.

— Это нельзя! Гете запрещен. «Фауста» надо найти и уничтожить.

— Вот, вот, — подхватила Вика, — Найти. Надо найти прежде всего мою школьную подругу, господин капитан.

— Она сбежала? Она комсомолка? — взрычал Клоссер.

— Нет, она еврейка, и вы ее куда-то арестовали, — проговорила Вика спешно и добавила по-русски, — Баран неотесанный!

— А! Ист йорген! Пиф-паф!

Вика почувствовала, что еще одно мгновение — и она разможжит Клоссеру голову вот этой вот палкой от лопаты.

— Ком цу мир! Пойдем! — Клоссер сделал выпад в ее сторону, схватил ее за руку и потащил к калитке! Будем вместе искать твоя подруга и убивайт ее.

— Быстро же вы по-русски нахватались, — Вика попыталась высвободить руку, но Клоссер цепко впился, да еще за талию придерживал.

Они выкатились на дорогу, и Клоссер, который пьянел на глазах все больше и больше, потрусил вниз к жандармерии, не выпуская Викино запястье. Вика бежала за ним, и иногда ей приходилось подталкивать капитана, чтобы тот не завалился на нее.

— Какой хороший девочка! — кричал он, — Ты будешь умница! Пойдем со мной! Ком! Ком!

Ей на мгновение расхотелось искат Асю, вдруг почудилось, что никакой Аси Клоссер не покажет, а только поиздевается. Они съехали со склона, рядом с деревянной лестницей. Клоссер еле удерживался за перила со стороны земляного спуска.

Вика решила, что он ведет ее в комендатуру, попрощалась с жизнью, приготовилась к пыткам и избиениям. Да она спросила себя, готова ли она к боли, и прислушалась к себе. Не было в ней испуга. Свет в здании не горел. Только над входом мутно желтели лампочки и в кабинете дежурного светился ночник.

Пока она прощалась с жизнью, Клоссер дернул ее в другом направлении, в сторону дома Каменских. Вика, как воздушный шарик полетела за ним вниз. Они просеменили мимо Асиного дома и неожиданно Вика поняла, куда Клоссер ведет ее. Там, над ходжокским котлованом светилось небо. Поселок не спал, слышались звуки поезда, звякания в порту, там горели прожекторы. Из центра поселка выходил жесткий широкий столп света, он двигался по небу, и Вике показалось, что столп этот упирается в невидимый потолок, нависший над котлованом.