Геннадий Васильев - В Афганистане, в «Черном тюльпане»

Елена очнулась. Темная тень легла на ее лицо.

— Какие же вы все подлецы, — прошептала она, — какие вы мерзавцы… Ребята брошены под пули, гниют в окопах, голодают, горят в лихорадке, а вы-ы… нацепили себе цацки на грудь, вешаете звезды на погоны, пишете себе грамоты, воруете чужую честь… Подлецы…

Елена обернулась на дверь и собралась уже уходить, но встревоженный капитан бросился ей наперерез.

— Ты хорошо подумала? — вскричал он. — Ты хорошо подумала? Шульгина посадят в тюрьму, а ты куда-а? А-а?

Елена устало потерла виски, покачнулась. Облизнула сухие губы.

— Делайте, что хотите! Подлецы! Только я знаю, что Шульгин и после тюрьмы будет лучше вас всех, негодяев. Он и после тюрьмы останется человеком. А вы уже сейчас нелюди… Мерзавцы…

— Постой, — взмолился Кошевский, — ты же ничего не знаешь. Послушай меня. Я расскажу тебе все… — Кошевский нервно сжал кулаки. — Мы сейчас все стоим на пороге страшных событий. Ты же ничего не знаешь…

Кошевский расстегнул ворот и вытер взмокший лоб.

— Нас всех ждут большие перемены. Старая эпоха безвозвратно закончилась. Мы вступаем в новую эру, — Кошевский вскинул голову, — я знаю определенно, что наступают глобальные перемены. Люди давно их ждут. Они будут их приветствовать. Но только выиграют от перемен немногие.

Кошевский размеренно прошелся вдоль стола.

— Представь себе, что время «товарищей» проходит, наступает время господ, — Кошевский хрустнул пальцами. — Я же тебе давно намекал, что существует элита, к которой принадлежат Кошевские. Сейчас я уже не намекаю, я говорю прямо… Наступает наше время! И вся эта страна, — Кошевский протянул руку к северу, — будет нашей страной. Ты даже не представляешь грандиозности наших замыслов…

Кошевский воодушевился, распахнул руки.

— Представь себе… Банки будут нашими, частными. Газ, нефть рекой польются через наши трубопроводы. Огромные предприятия отойдут к нам за бесценок… Миллионы людей будут работать на нас… Елена, вдумайся… Я все это кладу к твоим ногам…

Он протянул руки к Елене и вдруг наткнулся на ее насмешливый взгляд.

— В тебе, наверное, снова проснулся Наполеон, — рассмеялась Елена, — все мое, все наше… что ты такое плетешь? Ты что сошел с ума? Да кто же вам позволит? Вы мечтаете о частной собственности? Какие же вы мечтатели! А закон?.. Советская власть?.. Правосудие?.. Куда все это денется?.. А наш народ, где он окажется в ваших расчетах?

— Народ окажется там же, где и сейчас, — холодно сказал Кошевский, — и ты, если останешься с Шульгиным, будешь стоять в общей толпе…

— Где же это? — удивилась Елена.

— Вы все будете просить у нас работу, — надменно сказал Кошевский, — да, да, не смейся… Сначала вы будете носиться с нашими идеями, читать наши газеты, смотреть наше телевидение, спорить, митинговать, а кончится хлеб, все вы встанете в общую очередь и будете просить у нас работу…

— Это не смешно, — спокойно сказала Елена. — Ты опять возомнил себя повелителем вселенной. В тебе просто сидит какой-то демон…

Елена поправила на виске сбившуюся прядь волос и спокойно пошла к двери. Возле самых дверей она обернулась.

— Вы хотите устроить нам ад, не правда ли? Так вот, загляни себе в душу, Кошевский. Ты уже устроил ад в своей душе. Мне даже жаль тебя…

Падающий снег густел, превращаясь в несущуюся с неба снежную кашу. На глазах вырастали пушистые белые шапки на черных камнях. Неожиданно сорванные ветром взлетали в воздух снежинки, рассыпались колючей снежной пылью, неслись вверх туманным морозным вихрем. Стемнело. Вокруг солдат встали плотные снежные стены.

Снайпер Матиевский и сержант Богунов, разгребали руками снег, выкапывали каменные глыбы, подносили их к высокой горбатой скале. Шульгин укладывал скользкие ледяные камни друг на друга, скрепляя щели землей, перемешанной со снегом. Вокруг него вырастала крепкая каменная кладка, надежно прилепившаяся к черному гранитному боку скалы.

— Лепим ласточкино гнездо, Серега, — хрипел надсаженный бас Богунова. — Знаешь, в Крыму есть такой замок. Прямо над морем висит теремок с башенками. Романтика… Еще два ряда камней, и можно лепить крышу над нашим гнездом…

Богунов говорил громко, почти кричал, но голос его тонул в разносимой могучим ветром снежной гуще, рассыпался брошенной снежной горстью.

— Шевелись, ребята, через полчаса будем рыть землю в полной темноте, как слепые кроты. Нужно торопиться.

Матиевский, нагнув голову от колючего ледяного ветра, подбросил Шульгину новый валун. Ресницы были запудрены снегом. По щекам изредка пробегали слезы, оставляя блестящий морозный след.

— Товарищ лейтенант, вы бы посидели в сторонке. В других ротах офицеры сами себе окопы не роют, — он выдохнул изо рта густой пар.

— Ничего, у-уф… — ответил задыхающийся Шульгин, — хорошая работа никого не унижает.

— Во-от это буран! — крикнул сержант Богунов. — За два года впервые вижу такой страшный бардак. Просто озверевшая стихия…

Богунов скинул с плеча каменную глыбу. Мельком взглянул на свои окровавленные, онемевшие на морозе пальцы. Вытер ладони полой бушлата.

— А у нас получается классная хата. Вы настоящий каменщик, товарищ лейтенант.

— Стараемся…

Из-под ногтей Шульгина тоже выступала густеющая на ветру черная кровь.

— Не похожи вы на политработника, товарищ лейтенант.

Шульгин откинул со лба заснеженную прядь волос:

— Что, привыкли видеть политработников с бумажными папками, газетами и плакатами. Руки в чернилах, а на языке цитаты Брежнева и вдохновляющие лозунги…

— Да уж привыкли.

Андрей усмехнулся. Не спеша, залепил сырой глиной провалы между камнями.

— Я офицер, а не чиновник. Офицер русской армии! Это многое значит.

Матиевский подал Шульгину новый камень:

— Слыхали, как же… Офицерская честь и все такое… У офицеров даже суд чести имеется, правда?

Андрей улыбнулся:

— И суд чести тоже есть. Правда, он от партийных собраний ничем не отличается. Я вам скажу, что главный суд чести вот здесь, — Шульгин хлопнул себя по груди.

— Суд собственной совести! Этот суд самый страшный…

Каменная гора выросла Шульгину по грудь. Он махнул рукой:

— Все! Хватит камней… Получилась славная избушка. Теперь делаем перекрытие.

Богунов достал прочный деревянный сук, который он приготовил еще засветло. Уложил его поверх каменной кладки. Потом солдаты взялись за края плащ палатки, натянули ее поверх перекладины, придавили края камнями, быстро присыпали мокрыми комами земли, прихлопали ладонями. Каменное гнездо получилось на славу. Матиевский на четвереньках пролез в оставленный проход.

— Ого-о… Вот это пещерка! Красота! Правда, темно здесь, как у негра в штанах. Подождите, вымету из нашей хаты снег.