Георгий Свиридов - Черное солнце Афганистана

Серегин привез с собой пачку газет со статьей Корниловского и послал ее с попутным транспортным вертолетом в Джелалабад. Из штаба армии капитан позвонил замполиту, своим звонком намекая, что он уже в Афганистане, свое слово сдержал, статью опубликовал, и предупредил:

— В вашем полку буду обязательно!

Корниловский, в свою очередь, подтвердил, что тоже свое обещание выполнил, и ждет приезда специального корреспондента.

Получив пакет с газетами, замполит, закрылся у себя в кабинете. С волнением и затаенной радостью раскрыл окружную газету «Фрунзевец». Улыбнулся. Подумал о том, что этот номер газеты поступит в части, дислоцированные в Афганистане, лишь завтра, а в отдаленные гарнизоны и того позже.

— Где ж статья? — прошептал он, быстрым взором оглядывая страницы. — Вот она!

Большая, солидная. Под рубрикой «Передовой опыт». Название: «Летать на предельно малых высотах», — набрано крупными буквами. Взгляд Семена Михайловича остановился на подписи, в груди потеплело. «Подполковник Корниловский С.М., заместитель командира Н-ского полка по политической части». Ай да я!

Замполит дважды прочел статью. Первый раз быстро, ухватывая главный смысл и общее впечатление. А второй раз — вникая в каждую фразу, в каждое слово. Серегин писал деловито, основательно и, главное, убедительно. Приводил конкретные примеры полета вертолета «в условиях, приближенным к боевым», доказывал техническими расчетами и цифрами выгодность «внезапного появления над противником» на малой высоте, раскрывал возможности маневрирования на «крейсерской скорости» в горно-пустынной местности…

Статья была написана от первого лица. Впечатление такое, что своим опытом делился весьма бывалый летчик, много времени проведший в воздухе и успешно освоивший технические возможности боевого вертолета Ми-24.

«Немного переборщил», — подумал Корниловский. Здесь, в Джелалабаде он ни разу не летал на «предельно малых высотах». И вообще, не совершил ни одного боевого вылета. Но положения и выводы, приведенные в статье, были правильными. Из опыта других летчиков. По их докладам и донесениям, по шумным обсуждениям при разборе боевых полетов. По своему содержанию статья была своевременной и актуальной. Кроме маленькой неточности насчет «личного опыта». И замполит задумался, стоит или не стоит вывешивать «свою» статью на всеобщее обозрение.

Но на следующий день, когда газета поступила в Джелалабад с очередной почтой, она появилась на доске приказов и объявлений. Без ведома Корниловского.

Увидев ее, замполит обомлел. Статья была вырезана из газеты и укреплена отдельно. А сверху, как заголовок, красовалась надпись крупными печатными буквами: «НАРОЧНО НЕ ПРИДУМАЕШЬ» (ее, как сразу догадался замполит, умники вырезали из популярной рубрики сатирического журнала «Крокодил»). И по всей статье наискось красным фломастером написано от руки: «Кто умеет — тот летает, а кто не умет и не летал — нас учит!»

Корниловский, злобно матюгнулся. В гневе попытался сорвать надпись и статью. Не получилось. Поскреб ногтями. Безрезультатно. И замполит догадался, что ее приклеили. Намертво, крепчайшим авиационным клеем для ремонта лопастей.

Он, в бессильной ярости, стукнул по статье кулаком, но тут же взял себя в руки. Вызвал вожака комсомольской организации ТЭЧа и, указав на статью, приказал:

— Убрать!

— Есть, убрать! — отчеканил вожак комсомольцев.

Тоже безуспешно попытался оторвать статью. Поскреб ногтем, подумал. Понял, что дело серьезное. Этот клей он хорошо знал. Клеит намертво, зубами не отдерешь. Н-да, работы тут не на один час…

Вынув из ножен штык-нож, начал старательно выполнять приказ. На глазах у всех прохожих, нарочито насупившись, тщательно, миллиметр за миллиметром, стал соскабливать статью.

Техническая комиссия, обследовал поврежденный вертолет, пришла к заключению, что восстановлению он подлежит, но требуется основательный капитальный ремонт.

Командир эскадрильи вызвал в штаб экипаж капитан Паршина.

— Поздравлять с наградой не буду, но скажу, что наградные документы, как мне сообщили, уже пошли на верх, — сказал им Екимов. — Зато могу порадовать. В летных частях начинается замена. Мы ожидает прибытия новых экипажей.

— Выходит, нам скоро домой? — обрадовано спросил Беляк.

— И скорее, чем вы думаете. Ваш вертолет, как известно, идет на капитальный ремонт. А вы, чтоб не бездельничали, досрочно идете в отпуск. С командованием вопрос согласован.

— В отпуск? — переспросил Беляк, не веря своим ушам.

— Да, — ответил Екимов. — Приказ подписан. Все документы получите в Кабуле, в штабе.

— С какого числа? — уточнил Чубков, не выдавая своих эмоций.

— С завтрашнего, — и, улыбнувшись, майор, сказал: — Только прошу не спаивать эскадрилью, завтра предстоят боевые вылеты.

На стол выставили все, что сохранялось, как неприкосновенный запас. Всего было вдоволь — и закуски и выпивки. Но это были не проводы в отпуск, а расставание.

Весть о том, что в ближайшее время состоится замена, моментально облетела весь летный гарнизон. И каждый понимал, что таким составом они собрались за общим столом, возможно, в последний раз.

Пели, пили, веселились. Но… Короткое слово «замена» — приятно-радостное и долгожданное — оказалось наполнено гремучей смесью, разорвавшей невидимую цепь общего единства. Цепь общей судьбы распадалась на отдельные кольца, на отдельные судьбы. Каждый вдруг задумался о том, как выжить, уцелеть, не погибнуть в последние дни, сохранить себя для будущей жизни на мирной родине…

Но жизнь непредсказуема. Живя будущим, нельзя отринуть прошлое. А оно обладает удивительным свойством — вновь соединять разорванные, казалось бы, кольца в общую цепь, которая связывает людей уже навсегда, которая обрела звучное и весомое имя — боевое братство афганцев.

А утром счастливый экипаж капитана Паршина загрузился в транспортный вертолет. Их провожали невыспавшиеся друзья-товарищи, однополчане и сослуживцы, с которыми летчики вместе делили радости и печали нелегкой командировки на необъявленную войну.

Уверенно гудя моторами, вертолет плавно набирал высоту.

Александр Беляк неуютно чувствовал себя пассажиром. Он почти не летал в таком качестве. Находиться в грузовом отсеке — совсем не то, что сидеть в кресле командирской кабины. Беляк встал и прильнул к иллюминатору. Его примеру последовали Паршин и Чубков.

Внизу простирался аэродром, такой знакомый и памятный. Он постепенно уменьшался в размерах, отдалялся. Но открывался вид на реку, на долину, на голубое блюдце водохранилища, на город с его минаретами и дворцами, тонувшими в зелени садов, который тоже уменьшался и покрывался легкой голубоватой дымкой.