Владимир Рыбин - Непобежденные

С немецкой стороны судорожно застучал пулемет, заглушая захлебывающийся хрип динамиков. Это никого не обеспокоило, — обычная перекличка переднего края. Так в былые времена ночные сторожа били в колотушки: спите спокойно, люди, все в порядке.

Но вот в той стороне, куда уползли саперы, что-то шевельнулось, и сержант поднял руку: вперед!

Ползли быстро, как ползали не раз. За минным полем рассредоточились, без команд заняли свои места — кто в группу захвата, кто в прикрытие. Ракеты, время от времени взлетавшие в небо, помогали сориентироваться. Радио орало теперь совсем близко: еще немного и гранатами можно достать. Сержант оглянулся, собираясь дать знак, чтобы приготовили гранаты, и не увидел Солодкова. Только что был рядом и исчез. И вдруг в том месте, где быть Леньке, начали подниматься из-под земли руки. Озноб пробежал по спине. Никогда ничего не боялся сержант, а тут прямо похолодел весь. Послышался шумок, вроде как кто-то кого-то сквозь зубы матюгом обложил, и сержанту стало жарко от внезапной мысли, что дал юлю не тем чувствам. В разведке на мгновение отвлечешься от главного и считай — пропал. За поднятыми руками показались натянутые на уши пилотки — немцы. Еще до того, как понял, что произошло, сержант метнулся к немцам, сбил одного, сунул нож к самому носу, зашептал угрожающе:

— Тихо! Штиль! Ляйзе!…

Краем глаза увидел: Солодков так же быстро скрутил другого немца. Но сопротивляться немцы, похоже, и не собирались, лежали на земле с вытянутыми над головой руками, торопливо кивали, понимая, что малейший звук будет последним звуком в их жизни.

На всякий случай затолкали им в рот пилотки, связали руки, и сержант подтолкнул Солодкова: уводи!

Теперь задача упрощалась. Извиваясь меж камней и вывороченных глыб земли, разведчики поползли к вражескому окопу. Дождавшись, когда погасла очередная ракета и тьма сгустилась, разом вскочили, одну за другой метнули все свои приготовленные гранаты и, не дожидаясь взрывов, бросились назад.

Лежа почти один на другом в своей траншее, долго не могли отдышаться.

— Где ты немцев-то откопал?

Лёня Солодков тонко по-мальчишечьи хихикал, рассказывая:

— Секрет называется. Закрылись плащ-палаткой, зажгли свечку и дуются в карты. Ну я на них и свалился.

— Прямо на кон!…

— Крупный выигрыш!…

И снова дружно хохотали, радуясь, что все живы, что задачу выполнили: и двух языков взяли, и заставили заткнуться этих картавящих зазывая.

Передовая гремела: немцы мстительно били минами, крестили тьму длинными пулеметными очередями. Над истерзанной землей призраками шевелились подсвеченные десятком ракет клубы дыма и пыли.

Канонада затихла неожиданно скоро, и разведчики, еще не успевшие уйти из передней траншеи, услышали на нейтралке душераздирающие стоны. И откуда-то вдруг взялась девчонка с санитарной сумкой через плечо, заметалась, как курица, норовя выскочить на бруствер. Ее удерживали, но она все рвалась. Старший лейтенант, командир стрелковой роты, державшей тут оборону, ходил за ней, не зная, что делать.

— Кого вы там оставили? — спросил разведчиков.

— Наши все тут, — ответил сержант. — Может кто из саперов?

— Он же кровью истечет! — суетилась санинструкторша.

В темноте снова застонали, показалось — совсем близко. Санинструкторша в один миг оказалась на бруствере, старший лейтенант сдернул ее, заговорил быстро, взволнованно, и сразу стало ясно, что девчонка эта для него не просто рядовой боец, а нечто большее.

— За раненым пойдут другие, а вы останетесь здесь.

— Есть раны, товарищ старший лейтенант, от которых человек, если его неосторожно взять, сразу умирает. Это не шуточки. Я обязана на месте оказать первую помощь.

— А я не разрешаю вам идти.

— А вы обязаны разрешить. Там раненый…

«Не Клавка, — подумал Кольцов, слушая эту наивную перебранку, — та бы разговаривать не стала».

— Сержант, давай я схожу, — предложил он.

— Возьми Солодкова, — сразу согласился Авдотьев. — У него нюх на немцев…

— Мои прикроют, — обрадовался старший лейтенант.

Привычно перевалив через бруствер, Кольцов, согнувшись чуть не до земли, пробежал немного, присел, осматриваясь. Ракеты не взлетали, ночь была черна, как деготь, — в трех шагах ничего не видно. Солодков лежал рядом — руку протянуть. Он тронул его за плечо, чтобы не отставал, пробежал еще немного. Мелькнула позади маленькая нескладная тень с болтающейся сумкой, и Кольцов понял: настояла-таки девчонка на своем. Потом фигура санинструкторши растаяла во мгле, отстала.

Вспорхнула ракета, и пока она горела, Кольцов наметил для пробежки следующий ориентир — куст, странно уцелевший на краю воронки. Там можно было укрыться и послушать, где он, раненый.

Санинструкторша не отстала, она побежала следом, по при свете первой же ракеты поняла, что ее занесло куда-то в сторону: как ни всматривалась в пестрый хаос камней и кустов, не могла понять, где теперь разведчики.

Потом она услышала стон и, едва дождавшись, когда погаснет ракета, заторопилась на звук. И вдруг совсем близко услышала шорох: кто-то полз. На всякий случай она достала маленький «вальтер», подаренный старшим лейтенантом, сжалась вся, но вспомнила наставления, — не напрягать руку, когда стреляешь, и расслабилась. Подождала немного и, подумав, что это, должно быть, раненый ползет, хотела сунуть пистолет в карман. Но тут снова замелькал свет ракеты, и она в двух шагах от себя вдруг увидела блеснувшие подковки сапог. Подковок на сапогах ни у кого в роте не было, — это она знала точно, — но все смотрела, как взблескивают и гаснут тусклые искорки, не в силах ни шевельнуться, ни крикнуть. Искорки погасли, и на их месте задвигалось что-то массивное, приподнялось, и она ясно разглядела две немецкие каски. И тогда дернула спусковой крючок, и уж не видя перед собой ничего, все стреляла раз за разом, пока не клацнул затвор. Вдруг ее схватил кто-то сзади, поднял, понес, хрипло дыша, и бросил вниз, — в чьи-то руки. Опомнившись от ужаса, охватившего ее, она увидела, что сидит на дне окопа, а рядом свои ребята, знакомые, улыбающиеся лица, бледные в свете ракет. И она заплакала навзрыд, совсем по-детски.

— Что случилось? Ранена? — затормошил ее старший лейтенант.

— Не-ет. Я их уби-ила.

— Кого?

— Их… немцев.

Вокруг засмеялись.

— Так чего же ревешь?

— Да, знаешь, как страшно!

— А может тебе немцев жалко? — под общий хохот спросил старший лейтенант.

— Злюка! — закричала на него. — Знаешь, как я испугалась?! Их двое, а я одна…

Над бруствером визжали пули, смачно били в мерзлую землю, с разбойничьим улюлюканием уносились к мутнеющим от близкого рассвета низким тучам.

Кольцов сидел в стороне и, слушая эту перебранку, с новой для себя грустью вспоминал пропавшую в водовороте медсанбатов и госпиталей Клавку, которую он так же вот вынес однажды из боя. Только та была ранена, не как эта дуреха. И та не плакала ни от страха, ни даже от боли.