Николай Гревцов - Синие глаза (рассказы)

Как только я поравнялся с ней, она обратилась ко мне.

— Извините, пожалуйста. Вы не могли бы оказать мне небольшую любезность?

— Пожалуйста…

— Вас не затруднит вернуться в гостиницу, зайти в двадцать восьмой номер… это на втором этаже… и передать человеку, который живет там, что его просит выйти Лена… Лена Торина.

— А почему бы вам самой не подняться к нему?

— Там очень любопытные коридорные. Им все надо знать: куда идешь, к кому, зачем?

— Ну, а если в номере никого не окажется?

— Нет, он должен быть там. Непременно.

Она осталась стоять на углу, а я вернулся в гостиницу.

По выражению лица девушки, взволнованной интонации ее голоса не трудно было догадаться, что она озабочена и расстроена. И мне действительно захотелось помочь ей встретиться с человеком, которого она старалась увидеть. Где-то в глубине души я позавидовал ему: девушка была красива. Особенно хороши были большие агатовые глаза, длинные мохнатые ресницы, изогнутые, как распластанные крылья ворона, густые брови.

Я поднялся на второй этаж, постучал в дверь двадцать восьмого номера. На мой стук никто не отозвался. Я постучал еще раз, сильнее и настойчивей. Ответа опять не последовало. Тогда я подошел к дежурной по этажу, спросил, не оставляли ли ей ключа от номера.

— Вам нужен Чижевский? Что же вы опоздали? Они еще до обеда выписались и уехали…

Лена все так же, засунув руки в карманы пальто, стояла у витрины. Я подошел к ней. Выжидая, что я скажу, она ничего не спрашивала. Но ее поза, ее взгляд выражали нетерпеливое ожидание.

— Видимо, мне придется вас огорчить, Лена. Человек, которого вы хотели видеть, уехал.

— Уехал? Не может быть.

— Если только его фамилия Чижевский — он уехал днем. Еще до обеда.

— Вот как… — Лена закусила полную нижнюю губу, черты ее лица стали жесткими. Мне показалось, что она вот-вот расплачется. Но ничего подобного не произошло. Она стояла молча, чуть вскинув голову и, словно не замечая меня, смотрела куда-то в сторону. Я мог попрощаться и уйти. Но мне не хотелось оставлять девушку одну, и я предложил проводить ее.

— Как хотите… До трамвая — живу я далеко.

И мы пошли. Мне было безразлично куда идти: и конце концов я просто вышел прогуляться перед сном. Но каково было возвращаться в одиночестве девушке, которая, по всей видимости, обманулась в своих ожиданиях. Совершенно очевидно, что отъезд некоего неизвестного мне Чижевского явился для нее неприятной неожиданностью.

Хотя еще не было и девяти часов, проспект выглядел безлюдным. Даже у входа в кинотеатр, где обычно толпился народ, сиротливо стояло всего несколько человек. Потом нам встретилась группа парней с красными повязками дружинников на рукавах, стайка девушек со швейной фабрики, спешащих на вечернюю смену, влюбленная парочка, стоявшая в обнимку у подъезда.

— Может, зайдем, посидим? Выпьем по чашке кофе. С таким настроением вам сейчас вряд ли стоит возвращаться домой.

Я останавливаюсь. Над головой в красном тумане висят красные неоновые буквы, под ногами красновато поблескивает мокрый асфальт. Лена искоса смотрит на меня, молчит, словно оценивая мое предложение, потом решительно бросает.

— Можно. Идемте!

…В непроветриваемом зале ресторана слоится голубоватый табачный дым, стоит неумолчный гул голосов. В дальнем углу, на невысоком помосте неистовствует оркестр: меланхолический, с грустными телячьими глазами аккордеонист; растрепанный, с одутловатым, помятым от ненормального режима и частого употребления спиртного лицом гитарист; эпилептически дергающийся всем телом ударник с всклокоченной шевелюрой и хищным ястребиным носом. Все трое — молодые парни. Поочередно, придвигая к себе микрофон, они несвежими голосами надрывно напевают модные песенки. Сейчас поет гитарист:

Конечно, ресторан без музыки — не ресторан. И все же мне жаль этих ребят. Ну на кой черт они решили угробить здесь свои лучшие годы? Пока есть молодость, есть сила — мало ли более привлекательных, стоящих мест и занятий.

Лена возвращает мне меню.

— Заказывайте сами: мне все равно. Можно коньяк.

Я просматриваю карту: кроме консервированных бычков в томате и селедки с гарниром и без оного — ни одного рыбного блюда. И это в городе, раскинувшемся на берегу моря, которое еще скифы называли «рыбным»!

— Вы думаете здешние горожане часто кушают рыбу? — отвечает на мое замечание по этому поводу Лена. — В магазинах свежая рыба бывает не часто, за ней очереди. А на базаре к свежаку не подступишься: спекулянты три шкуры дерут.

На Лене тонкий, в обтяжку, черный шерстяной свитер с короткими рукавчиками, с белой полоской вокруг шеи. В ушах — похожие на две слезинки симпатичные сережки. Подкрашенные хной волосы в модном беспорядке. На безымянном пальце левой руки поблескивает золотое колечко с темно-красным камешком. Вероятно, искусственный рубин.

Пока вялая, разморенная официантка лениво накрывает на стол, мы курим. Я папиросы, Лена болгарские сигареты «Шипка», пачку которых она достала из сумочки и положила перед собой. У нее красивые пальцы — тонкие, длинные, с овальными продолговатыми ногтями, покрытыми темно-лиловым лаком.

Я уже знаю: три года назад она окончила среднюю школу. Дважды пыталась поступить в институт — сначала в театральный в Харькове, затем в медицинский в Днепропетровске. Оба раза не прошла по конкурсу. Родные — отец, мать, сестренка живут в Мелитополе. Сюда она приехала к тетке в прошлом году. Ужасно надоело, что та ворчит с утра до ночи и все учит ее уму-разуму. Сейчас Лена работает кассиром на автостанции: туда помог устроиться дальний родственник теткиного мужа, автоинспектор. Конечно, она мечтала не о такой жизни, не о таком занятии. Но чтобы жить — есть, одеваться, ходить в кино — надо зарабатывать деньги.

Коньяк она пьет маленькими глоточками, запивает минеральной водой.

— А кто такой Чижевский? — интересуюсь я.

Лена удивленно поднимает бровь.

— Вы не знаете Семена Чижевского?

— Представьте, не знаю. Я не здешний.

— Он тоже не здешний. Он из Донецка.

Я улавливаю в голосе Лены нотки разочарования. С кем, оказывается, она имеет дело. Ведь я даже не знаю, кто такой Семен Чижевский.

Лена называет одну из солидных областных организаций.

— О! Ясно… Вы с ним хорошо знакомы?

— А что вы называете хорошо?

— Ну… давно вы его знаете?

— Это неважно, — она отпивает из рюмки еще один глоток, берет двумя пальцами ломтик лимона, облепленный подтаявшим сахаром. — Вы очень любопытны.

— Мужчины не любят, когда их обвиняют в любопытстве. — Я понимаю, что говорю банальности. Но дурные примеры заразительны. — Мужчины предпочитают считаться любознательными. Любопытство — удел женщин. Как и излишняя доверчивость.