Георгий Свиридов - Стоять до последнего

Выйдя из штаба, Миклашевский пошел на прожекторную точку через лес. Ему хотелось побыть одному, осмыслить каждое слово командира. Он чувствовал себя студентом-первокурсником, сдавшим трудный экзамен. Еще бы не радоваться! Шел получать нагоняй и слушать нотацию, а вышло совсем по-другому…

Тропинка вывела на опушку и запетляла в кустах черемухи, орешника, среди молодых елей, берез, густых осинок и разлапистых сосенок. Высокая некошеная трава пестрела цветами. На аэродроме, ближе к лесу, стояли истребители, замаскированные сосновыми и еловыми ветками. Вдали, за взлетной полосой, среди молодых деревцев Миклашевский заметил стволы трех зенитных пушек, нацеленных в небо. Он миновал густой орешник и вдруг у колючей проволоки увидел трех милиционеров. Одетые по всей форме, с оружием. Милиционеры как милиционеры. Игорь может быть и не обратил бы на них никакого внимания, прошел бы мимо, но уж больно пристально они разглядывали аэродром. Так ведут себя лишь люди, впервые попавшие в запретный район.

Милиционеры, увлеченные наблюдением, не заметили Миклашевского. Игорю бросилось в глаза, что у старшего по званию — он был большеголовый, чернявый, со следами оспы на круглом лице — в руках небольшой фотоаппарат. В желтом кожаном чехле. Такой же аппарат Игорь видел у Всеволода Александровича, своего дальнего родственника, знаменитого московского артиста. Эта заграничная штучка стоит немалых денег, и Миклашевский невольно проникся уважением к блюстителям порядка. Вот только занимаются они фотографией в неположенном месте.

— Эй, товарищ, — окликнул Игорь дружески. — Тут снимать нельзя, сам понимаешь, военный объект.

Милиционеры повернулись, удивленные внезапным появлением лейтенанта.

— Прости, друг, не удержался! — извинился черноголовый. — Красивые очень места! Один момент, товарищ. Один момент! Я вас снимаю.

— Пожалуйста. — Игорь пожал плечами, чуть заметно выпячивая грудь.

Вдруг сбоку по траве мелькнула тень. Миклашевский слегка качнулся в сторону, как обычно делал на ринге уклоны от броска соперника. Отработанный годами тренировок прием. Это его и спасло. В следующее мгновение лейтенант получил скользящий тяжелый удар по затылку. В глазах мелькнули разноцветные искры, а в ушах так загудело, словно в голове разорвалась граната. Падая, Игорь ощутил чьи-то цепкие пальцы на своей шее. Нужно было сопротивляться, но он не мог. Руки кто-то грубо закрутил назад, а тело стало вялым и непослушным. Все происходило как в тумане. Странно и непонятно. Он хотел было закричать, чтобы позвать на помощь, но едва успел открыть рот, как туда втолкнули его же пилотку. И Миклашевский услышал немецкую речь:

— Что с ним делать?

— В лес.

— Прикончить можно и здесь.

— Сначала допросим. Несите. Скорее!

Миклашевского стиснули, словно железными клещами, подняли и понесли… Вот наклонившаяся сосенка с порезами на коре. Две березки растут почти вплотную одна к другой, перепутались ветками, а рядом ершистые кусты орешника. Игорь узнавал места, машинально запоминал тропинку, хотя понимал, что это уже ему никогда больше не пригодится. И ему стало страшно. Впервые в жизни так страшно.

— Тяжелый большевик, — пробурчал немец, шедший впереди.

— Верно, Ганс, — согласился второй. — Как мешок с песком.

Миклашевский про себя отметил, что одного зовут Гансом. Немного погодя Ганс предложил:

— Отдохнуть надо, Фриц, у меня руки затекли.

Теперь Миклашевский знал, что второго, который держал за ноги, зовут Фрицем. «На кой черт мне их имена!» — горько думал лейтенант. Челюсти его свело, скрученная туго пилотка торчала во рту тяжелым кляпом, и дышать через нос становилось все труднее.

Когда вошли в густой ельник, чернявый приказал:

— Опустить на землю.

Ганс и Фриц тут же исполнили приказ, бросив Миклашевского под разлапистую ель. Игорь больно ударился боком о корявый корень, который толстой змеей стлался по земле.

Лежа неудобно на боку, лейтенант рассматривал немцев. Фриц был немного выше своего командира, широк в плечах. Круглолицый, мордастый, с пухлыми пунцовыми губами и белесыми, слегка навыкате колючими глазами. У Ганса лицо сплюснутое, крупный нос и добрые голубые глаза под светлыми бровями; он узкоплечий, какой-то плоский, короткорукий. Даже не верилось, что это он так ловко ударил Миклашевского по голове и лихо закрутил руки за спину.

Они разговорились между собой, не подозревая, что пленный понимает их речь.

— Зря только время тратим, — сказал Фриц, закуривая сигарету. — Надо скорей освободиться от такой ноши.

— Мы сами больше бы увидали, чем узнаем от него, — гундосил Ганс, открывая фляжку. — Кто хочет прополоскать горло?

Миклашевскому было до чертиков обидно, что фашисты ни во что не ставили его. Немцам, он понял, необходим «язык». Причем осведомленный. Они охотились за крупным командиром, а попался лейтенант.

— Он артиллерист, неужели не видите? — сказал черноголовый. — Он знает систему обороны аэродрома. Голову свернуть всегда успеем.

— Не очень приятно тащить мешок с песком, — загундосил Ганс, завинчивая фляжку. — У меня есть предложение, герр обер-лейтенант.

— Говори.

— Заставьте красную свинью топать своими ножками.

— Хорошо, согласен.

— Ложись! — вдруг сиплым шепотом выдохнул Фриц и, выхватив пистолет, плюхнулся на траву.

Следом за ним залегли остальные. Притаились. Чуть в стороне шла группа красноармейцев. «Свои!» — у Игоря радостно запрыгало сердце. Но судьба, казалось, смеялась над Миклашевским. Он напряг все силы, пытаясь освободить руки, но веревка лишь сильнее врезалась в тело. Он попытался вытолкнуть изо рта кляп, но из этого тоже ничего не вышло.

Игорь заметался, извиваясь в траве. Потом перевернулся и попытался зацепить кляпом за корень елки, чтобы выбить проклятую пилотку. Но тут получил крепкий подзатыльник, от которого снова в глазах запрыгали разноцветные звезды.

— Не дергайся!

А красноармейцы проходили почти рядом за кустами, в десяти шагах от немцев, от связанного Миклашевского. Они шли беспечно по лесу, видимо, возвращались в подразделение из города, выбирая ближнюю дорогу. Шуршала трава, похрустывали сухие ветки. Один из них весело насвистывал песенку «У самовара я и моя Маша».

Шаги постепенно затихали…

Немцы выждали, пока бойцы удалятся на значительное расстояние. Потом вскочили на ноги.

— А здесь, оказывается, оживленная лесная тропа, — сказал Ганс, ухмыляясь.

— Здесь и следовало бы нам искать добычу, герр обер-лейтенант, — Фриц сунул пистолет в кобуру.

— Мы еще сюда придем на охоту, — сказал чернявый. — А сейчас в чащу подальше. Поднимите пленного.