Петр Лебеденко - Красный ветер

Матео ответил:

— Нельзя. Надо смотреть. Надо знать, что там, — махнул рукой в сторону чуть брезжущего рассвета и добавил: — А если там — они?

Он, конечно, имел в виду фашистов.

Уходя от Хуана Хименеса, Денисио, взглянув на просвечивающуюся сквозь тучи синеву неба, сказал: «Теперь, наверное будет хорошая погода». Матео тогда коротко заметил: «Нет, хорошей погоды не будет».

Старик не ошибся: к вечеру все небо вновь сплошь затянуло тучами, и на раскисшую, уже до предела насытившуюся влагой землю начал падать мокрый, вперемешку с дождем, снег.

Матео этому радовался:

— Машины стоят. Все стоит. Меньше опасности.

Но вот уже неделю они в пути, а разверзшиеся небесные хляби не знают покоя, люди идут так, словно несут на своих плечах громоздкую поклажу: шаг — нога по щиколотку вязнет в густой красноватой жиже, ее с трудом вытаскивают, снова шаг — и снова ее засасывает, будто в трясину.

Порой им казалось, что они ходят по замкнутому кругу. Идут вроде все время вперед, а кончается ночь — и передними открывается та же картина, что и накануне: такой же темный овраг, такой же кустарник, такой же унылый пейзаж — там и сям уродливые стволы и голые ветви олив, грязно-желтые, угрюмые поля и от окоема до окоема низкие, рваными краями цепляющиеся за холмы тучи, из которых падает и падает мокрый, вперемешку с дождем, снег.

Эмилио спрашивает:

— Мы много прошли, отец?

Матео отвечает:

— Совсем немного…

— Сколько?

— Совсем немного…

— Где мы будем переходить линию фронта?

— Где безопаснее.

— А где будет безопаснее?

Матео отвечает:

— Я смотрю. Хожу и смотрю… Здесь их везде много. Здесь их — как змей в камнях. — Умолкает, шершавыми ладонями вытирает мокрое лицо и добавляет: — Здесь не пройти… Надо идти дальше…

Денисио думает: «А откуда берет силы Росита? И не случится ли так, что она однажды упадет и скажет: „Я больше не могу…“ Ведь есть же предел человеческим силам…»

И он смотрит на нее с таким же уважением, как смотрит на старика Матео. Росита ни разу не пожаловалась на тяготы пути. Она заметно похудела, под ее глазами легли тени, она покашливает — ноги постоянно сырые и холодные, одежда не просыхает. Но взглянет украдкой на Эмилио — и в ее глазах живет затаенная радость, что-то такое светлое и ясное, будто вдруг сквозь толщу этих мерзких туч пробьется солнце.

А во сне Росита часто вскрикивает испуганным голосом, иногда вскакивает, и кажется, что от нахлынувшего на нее страха она готова бежать куда глаза глядят. Эмилио обнимает Роситу, прижимает ее голову к своей груди, тихо спрашивает:

— Что с тобой, Росита?

И она начинает рассказывать. Та самая площадь в городе… Кругом фашисты… Помните? Фашисты кричат, ревут… Танкетка и два парня в мешках. На шее каждого — петля. Танкетка ползет на них, а парни прыгают, прыгают… «Вот это коррида!» — орут фашисты. И вдруг старый крестьянин вырывается из рук друзей, бежит туда, где парни. «Настоящие людоеды! — кричит он фашистам. — Чтоб вы захлебнулись своей же кровью, дети шакалов и взбесившихся волков!»

А потом… уже ее, Роситу, хватают и засовывают в мешок, стянув его петлей на шее. И не парни, а она сама прыгает по булыжникам мостовой, стремясь убежать от наползающей на нее танкетки…

— Успокойся, Росита, — говорит Эмилио Прадос. Он гладит ее по голове, и Денисио невольно начинает думать, что в эту минуту они похожи на любящих отца и дочь. — Ты должна это забыть, Росита. — Эмилио долго смотрит в ее глаза и добавляет: — Нет, ты ничего не должна забывать… Мы обо всем должны помнить…

Росита кивает головой:

— Да… Но я хотела бы не помнить. Страшно.

— Лучше бы ты вернулась домой, Росита, — тихо говорит Прадос. — Кто знает, что будет дальше.

— Нет!

Росита сжимается, как маленькая пружинка, и с такой настороженностью смотрит на Эмилио, будто ждет, что он может ее ударить. И в этой ее настороженности Эмилио видит и упрек, и мольбу, и растерянность — все чувства Роситы всегда наружу, она не умеет их скрывать и от этого кажется совсем беззащитной. Маленькой беззащитной девчонкой, которую очень хочется пожалеть.

— Ты не любишь меня, Эмилио…

Эмилио не отвечает. Он не знает, что сказать. Ему не так-то легко во всем разобраться. Ту ночь у Хуана Хименеса, которая стала ночью какой-то горячечной любви, Эмилио вспоминал с двойственным чувством благодарности к Росите и… раскаяния. Он испытывал благодарность к ней за ее доверчивость, нежность, но понимал, что Росите мало его признательности, — она втайне ждет его настоящей любви. И вот тут-то Эмилио и начинали мучить угрызения совести. Любит ли он Роситу? Сможет ли она стать для него единственной? Святая мадонна, в какое время скрестились их пути! Жестокая война, кровь, смерть на каждом шагу — смерть и утраты. Эмилио порой начинает думать, что он идет и идет в неведомую страну утрат, откуда никогда не вернется. И в той стране не может быть ни любви, ни привязанности…

— Ты не любишь меня, Эмилио, — снова говорит Росита, не дождавшись от него ответа. — Но мне все равно хорошо с тобой. И я не уйду от тебя. Даже если ты станешь меня прогонять…

Жалость, острая жалость к Росите входит в сердце Эмилио. Она похожа на любовь. «Может быть, — думает Эмилио, — придет время, когда все изменится? Не надо ничего торопить…»

Как-то Денисио сказал:

— Славная девушка твоя Росита. Береги ее.

Он так и говорит: «Твоя Росита». Эмилио приятно это слышать. Какие-то струны в его душе начинают звучать по-новому. Негромко, он едва различает, едва улавливает тот звук, но все же… А Денисио улыбается: «И на войне можно быть счастливым…»

Какой же он славный парень, этот Денисио! Как-то Росита спросила у Эмилио:

— Сеньор Денисио тоже дворянин? Он богат? У него много коров и овец?

Эмилио засмеялся:

— Спроси у него сама.

— А он не рассердится? Говорят, богатые люди не любят, когда у них об этом спрашивают.

— Он не рассердится, — заверил ее Эмилио.

— А почему ты сам не хочешь сказать? Разве ты плохо знаешь сеньора Денисио?

— Хорошо, я скажу. Только об этом никто не должен знать. Понимаешь? Никто! Ни одна живая душа. Денисио — русский. Он из России…

Росита недоверчиво посмотрела на Эмилио.

— Сеньор Денисио — из России? Он русский? Ты говоришь мне неправду, Эмилио.

— Я говорю правду.

— Но почему он к нам приехал? Зачем? И разве русский может так хорошо говорить по-испански? Он ученый?

— Немного ученый. А приехал к нам для того, чтобы драться с фашистами…

— У него здесь родственники? Раньше он жил в Испании?

— Нет. Никаких родственников у него здесь никогда не было. И никогда он в Испании не жил. Но он коммунист… Теперь ты поняла?

— Да, конечно…