Петр Лебеденко - Красный ветер

Некоторое время, собираясь с мыслями, де Шантом молчал. К тому же его внимание снова и снова отвлекали отвратительно грязные ботинки Роллена. Это было как наваждение как непостижимая сила гипноза: Вивьен де Шантом десятки раз пытался оторвать взгляд от этой бесившей его картины и не думать о наглости Роллена — и ничего не мог с собой поделать. Вслушиваясь в его слова и призывая себя к спокойствию, он в то же время старался убедить самого себя в том, что ничего особенного в поведении Роллена нет; судя по тому, как он изъясняется, этот человек довольно образован, ему не чужда логика. Вот если бы не его развязная поза, если бы не эти огромные грязные башмаки с подошвами, похожими на протекторы…

Потом мысли де Шантома вдруг приняли совсем другое направление. Черт подери, еще год-два назад он — известный в самых высоких сферах человек, ворочающий миллионами, распоряжающийся судьбами тысяч и тысяч людей — разве позволил бы вот этим двум переступить порог своего кабинета без разрешения? Позволил бы он, несмотря ни на что, разговаривать с ним таким тоном? Приказ, даже не приказ, а легкий кивок головы, — и их вышвырнули бы в два счета, спустили бы с лестницы, как бродяг… А сейчас… «Как же так получилось, — думал де Шантом, — что мы сами выпустили джина из бутылки, того самого джина, перед которым теперь вынуждены трепетать? И что будет дальше? Эти фашистские молодчики с каждым днем набирают силу и жиреют… на наших собственных хлебах…»

Неделю назад, беседуя наедине со своим старым приятелем генералом де Тенардье, он высказался примерно в таком же духе. Не слишком ли, мол, мы даем волю этим головорезам, не придет ли время, когда они запрягут нас в свой кабриолет и взнуздают так, что мы не сможем повернуть голову?

Генерал громко рассмеялся:

— Вы всегда были отличным бизнесменом, мой друг, но никогда не были хорошим политиком…

Вивьен де Шантом пожал плечами:

— Не спорю…

А де Тенардье продолжал:

— Вы слышали такую поговорку: «Музыку заказывает тот, кто платит»? Эти, как вы изволили выразиться, головорезы были, есть и будут в наших руках. Пока они нам нужны, мы их подкармливаем, бросаем им подачки, как кость голодной собаке. А когда они попытаются выйти из повиновения — из нашего повиновения! — подчеркнул генерал и даже пристукнул ладонью по столу, — мы наденем на них намордники!

— Но у них есть вожди, за которыми они слепо идут, — возразил де Шантом. — Я имею в виду Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини. Согласитесь, генерал, что таких вождей мы с вами не имеем.

И опять генерал де Тенардье засмеялся:

— Гитлер? Муссолини? Сейчас они работают на нас. На нас с вами, мой дорогой друг. Мы делаем их руками большую политику. Не за горами то время, когда мы этих так называемых вождей столкнем лбами со Сталиным. Столкнем так, что у всех у них затрещат кости. Я могу держать с вами пари на любую сумму: мы наденем на тех и других такие же намордники, как и на их головорезов… Смелее смотрите вперед, де Шантом, будущее за нами!..

Да, генерал де Тенардье смотрит вперед с завидным оптимизмом. У него все просто, все разложено по полочкам. И Вивьен де Шантом хотел бы — ой как хотел бы! — смотреть на жизнь глазами своего друга. Но, бог мой, когда ему приходится видеть рядом с собой вот таких типов, как эти Роллен и Готбу, он невольно впадает в пессимизм, если не говорить о другом: Вивьен де Шантом начинает сомневаться в правильности взятого ими всеми курса…

Голос Роллена, на этот раз более резкий и более требовательный, вывел де Шантома из задумчивости:

— Почему вы молчите, господин де Шантом? Вам нечего сказать? Или вы, возможно, заявите, что все это вас не касается, так как вы не только не давали согласия на брак своей дочери с Арно Шарвеном, но и пытались его расстроить?

— Вот именно, вот именно! — поспешно ответил де Шантом, ухватившись за эту спасительную мысль. В душе он даже поблагодарил Роллена за то, что тот ему подсказал нужный ответ. — Я могу вас заверить, мсье Роллен, что и понятия не имею, где она в настоящее время находится. С ней все порвано, мсье Роллен, все порвано. Раз и навсегда!

Он вдруг поймал себя на том, что говорит с Ролленом заискивающим тоном. Заискивающим и просящим: поверьте, мол, я ни в чем перед вами не виноват. На мгновение ему стало стыдно за самого себя. Он даже почувствовал, как покраснел от этого стыда и как у него заныло сердце.

— Вот как! — воскликнул Роллен. — Извините меня, господин де Шантом, но не могу не сказать, что вы плохой патриот своей страны. Да, да, я говорю это с полным основанием! Муж вашей родной дочери становится на путь предательства, а вы — «я далек от всего…» Нет, господин де Шантом, так не пойдет, Мы живем в такое время, когда каждый из нас должен выбирать: или — или…

— Я не совсем вас понимаю, — с трудом подавляя вновь вспыхнувший приступ бешенства, заметил де Шантом. — И прошу вас, уберите ноги со стульчика.

— Ха-ха! — не засмеялся, а выкрикнул Готбу. — Папаша совсем рехнулся. Ему, можно сказать, пистолет под ребро, а он — «испортите всю обивку». Цирк!

На этот раз Роллен промолчал — реплика его приятеля ему, наверное, пришлась по душе. Он с явным недоумением, будто де Шантом действительно рехнулся, взглянул на него и сказал:

— Вы не совсем меня понимаете? Довольно странно. — Ноги со стульчика он и не подумал убрать. — В таком случае я поясню вам проще: нам нужен Арно Шарвен. Предатель Арно Шарвен! И пока мы его не заполучим — не успокоимся. Думаю, теперь вам все понятно?

— Но при чем же тут я?! — воскликнул де Шантом. — Как я могу вам помочь?

— Вот это уже деловой разговор, — сказал, улыбнувшись, Роллен. — Мы не сомневались, что вы согласитесь оказать наш услугу. Поэтому и пришли к вам с готовым планом.

И он изложил де Шантому свой план. Во-первых, господин де Шантом должен в кратчайший срок разыскать свою дочь и вызвать ее в Париж, если она находится за его пределами. Вызвать, например, под предлогом тяжелой болезни, которая может печально окончиться. Во-вторых, потребовать, попросить, чтобы Жанни написала мужу письмо в Испанию, в котором также укажет, что она тяжело заболела и не знает, долго ли протянет. Нет никакого сомнения в том, что Арно Шарвен примчится как на пожар. А во Франции его встретят со всеми почестями…

— Но она никогда не согласится этого сделать, — сказал де Шантом. — Вы плохо знаете мою дочь!

— Мы учли и такой вариант, — спокойно, будто он говорил, — о самых обыденных вещах, ответил Роллен. — Если она не согласится, попросим ее мы. — Он нажал на последнее слово. — Понимаете? С нами она согласится. Вынуждена будет согласиться.

— Вы принудите ее к этому силой?

— Это уже детали, господин де Шантом. Не стоит их уточнять… Скажите, сколько вам потребуется времени, чтобы… гм, выполнить нашу просьбу и… свой долг?