Петр Лебеденко - Красный ветер

…Андрей наконец спросил:

— Как все это случилось?

— Как случилось? Сейчас кое-что уже проясняется… После того как Народный фронт одержал победу на выборах в кортесы, испанские рабочие и крестьяне шаг за шагом отвоевывали право жить по-человечески. Разгоралась борьба за аграрную реформу, одна за другой вспыхивали стачки на заводах, в городах проводили манифестации-митинги: красные флаги, речи, призывы идти вперед до конца… И надежды, надежды, надежды: еще немного — и народ станет настоящим хозяином своей судьбы… В ночь на восемнадцатое июля радио Сеуты послало в эфир безобидное сообщение: «Над всей Испанией безоблачное небо». Это был пароль, условный сигнал для начала фашистского мятежа. И восемнадцатого он начался. В разных городах и районах Испании, Марокко. Фашисты уже взяли Севилью, Наварру… Однако в Мадриде, в Барселоне, да и во многих других городах они пока не только не добились успеха — их там уничтожили… Ты слышишь, я говорю «пока». Что будет дальше — сказать трудно. Ясно одно: их поддержат. Их не оставят один на один с народом: в таком случае с фашистами покончат в два счета. А разве Гитлер и Муссолини на это пойдут? Одна банда, они будут держаться друг за друга, до последнего… Ты меня слушаешь?

— Да, конечно. Ты рассказывай, а я… — Андрей невесело засмеялся. — Сегодня хотел усовершенствовать свой вигвам, да теперь уже нет нужды. Вот так, наверное, жили индейцы: только-только устроятся, а надо снова в поход… Скажи, отец, ты мне поможешь?

— В чем?

— Ох, Валерий Денисов, не делай вид, что ничего не понимаешь. Ведь ты понимаешь все. Говоришь, говоришь, а сам думаешь об одном: «Андрей у меня единственный сын, и страшно, если…» Думаешь ведь так? Мечется твоя душа? Ладно, не отвечай, все и так ясно.

Денисов-старший поднялся с травы и побрел к реке. Сел у обрыва. Река дремала у его ног, тихая и спокойная, где-то неподалеку квакала лягушка. На другом берегу, зайдя по колено в воду, лениво обмахивались хвостами две лошаденки. Мир, тишина, покой… А где-то там…

Подошел Андрей, опустился рядом, обнял отца за плечи. Денисов-старший проговорил:

— Помнишь, ты рассказывал о комбриге Ривадине? Он сейчас работает в штабе ВВС… Если хочешь, пойдем к нему вместе.

— Нет, я пойду сам, — сказал Андрей.

— Комбриг не принимает! Я говорю вам это уже в третий раз.

— А вы все-таки доложите, — настаивал Андрей. — Доложите, что прибыл лейтенант Денисов.

Адъютант комбрига, тоже лейтенант, окинул Андрея насмешливым взглядом:

— Ах, лейтенант Денисов! Тогда другой вопрос. Ради такого посетителя комбриг, конечно же, бросит все свои дела и займется лейтенантом Денисовым… Слушайте, товарищ летчик, если я говорю, что комбриг не принимает, — значит, он не принимает! Сколько раз надо повторять одно и то же?

— Сколько бы вы это ни повторяли, ничего не изменится, — ответил Андрей. — Вы обязаны доложить обо мне, остальное будет решать сам комбриг.

— А вы, собственно говоря, по какому вопросу? — спросил адъютант. — Если Испания — разговор с комбригом бесполезен. Вот… — Он раскрыл объемистую папку и глазами указал на груду заявлений. — Это Испания. За вчерашний день — двести семьдесят два заявления. Только за один вчерашний день. Вы понимаете?

— И все же прошу вас…

Адъютант нехотя встал и, направляясь к кабинету комбрига, на ходу бросил:

— С удовольствием посмотрю, как вы пробкой будете оттуда вылетать, — и скрылся за дверью.

Оставшись, один, Андрей сел на стул у стены и стал ждать. Сейчас он старался не думать, к каким последствиям приведет его упрямство. Возможно, он действительно вылетит из кабинета комбрига как пробка, но тогда он уже будет знать, что придется начинать с какого-то другого конца. А пока…

Когда адъютант вернулся в приемную, вид у него был довольно странный. От его насмешливости не осталось и следа, смотрел он теперь на Андрея скорее с любопытством, чем с неприязнью. Показав рукой на дверь кабинета, он негромко и даже робко сказал:.

— Прошу, товарищ лейтенант!

Андрей сразу узнал комбрига Ривадина. Все осталось в нем таким же, как и в тот день, когда он появился в училище: такое же слишком суровое с виду лицо, такой же, будто бесстрастный, взгляд, в котором, однако, можно прочитать и глубокую заинтересованность, и желание проникнуть в твои сокровенные мысли. И вообще, комбриг Ривадин почти не изменился: все та же подтянутость, неторопливость в движениях, словно заранее все отработано и выверено. Он твердо шагнул навстречу Денисову, поздоровался с ним за руку:

— Рад вас видеть, товарищ лейтенант.

Андрей, кажется, лишь теперь и ощутил не только растерянность, но и страх. С чего начинать! «Двести семьдесят два заявления! — вспомнил он слова адъютанта. — Двести семьдесят два заявления. Только за один вчерашний день». А чем он, Андрей Денисов, лучше других, почему ему должны отдать предпочтение?!

И вдруг комбриг открыто, весело рассмеялся:

— Что же это вы, товарищ летчик, стушевались? Негоже, негоже нашему брату терять почву под ногами… А, знаете, я ведь хорошо вас помню, лейтенант! Оч-чень хорошо. Порадовали вы тогда старика Ривадина, и могу признаться: дважды запрашивал ваше командование об успехах лейтенанта Денисова. Что ж, рад, весьма рад за вас, лейтенант, и за себя рад — не ошибся тогда.

— Спасибо, товарищ комбриг, — сказал Андрей. — Я вас тоже хорошо помню.

Комбриг опять засмеялся:

— Так меня ведь запомнить легко! Думаете, не знаю, что о Ривадине курсанты толкуют, когда он появляется в училищах? «Ну, братцы, гроб нам с музыкой — шарик из центра выскользнет, комбриг прикажет: „Передайте своим папе и маме, чтобы вас послали учиться куда-нибудь в другое место“». Так, лейтенант?

— Почти так, товарищ комбриг, — кивнул головой Андрей. — Я тоже, когда летел с вами в зону, думал: «Ну, не повезло тебе, Андрей Денисов…» А потом, помните, товарищ комбриг, орел над нами парил? И вы тогда сказали: «Вот так бы и нам летать… Чтобы была такая же красота и гармония…» У меня сразу настроение поднялось. Многое я тогда понял, товарищ комбриг…

— Это хорошо, — мягко проговорил комбриг. — А теперь скажите, лейтенант, что вас привело ко мне? И почему вы в Москве, а не в своей части?

Растерянность и даже страх, испытываемые Андреем поначалу, прошли как-то совсем незаметно, и совсем незаметно он почувствовал себя так, словно перед ним сидел не человек, занимающий столь высокий пост, а один из добрых друзей отца, старый пилот, с которым можно поговорить по душам. И Андрей сказал:

— Испания, товарищ комбриг… Я хорошо владею испанским языком. И я, как вы знаете, летчик-истребитель… Прошу вас, товарищ комбриг…

— Я так и думал…