Петр Лебеденко - Красный ветер

— Это мой младший. Он — авиатор… — с готовностью повторял он.

А на старт уже выруливала следующая машина, и в репродукторе гудело:

— В самолете — младший моторист Франклин Мойдел. Через несколько минут он совершит прыжок.

Артур в это время входил в длинную, похожую на коридор комнату, в которой обычно укладывали парашюты. В комнате было полутемно — лишь в дальнем углу тускло горела лампочка, бросающая мутный круг света на сваленные в кучу парашютные мешки и полки с уложенными парашютами. Артур уже шагнул к одной из полок, чтобы взять свой, как вдруг услышал чей-то приглушённый голос:

— Он хотел проверить, правильно ли я уложил, но я ему сказал: «Если ты мне не доверяешь, тебе лучше не прыгать. Наши пилоты никогда после меня не проверяют…»

Другой человек, в котором Артур по голосу узнал своего брата, спросил:

— Ты уверен, что все будет в порядке?

— Ха! Сам Адамс смотрел. Парашют не раскроется до самой земли, чтоб я пропал.

Несколько секунд Артур стоял неподвижно, словно оцепенев. Он сразу нее понял, хотя и не мог поверить в ту чудовищную подлость, которую здесь замыслили. И тут же подумал: «Звери!.. Они ничего не боятся: у них всюду есть покровители, всюду единомышленники…»

Он сорвался с места и побежал. Плечом зацепив за упакованный в сумку парашют, услышал за собой грохот обрушившейся полки и вслед за этим окрик Фрэнка: «Кто там?» Артур не остановился. Не остановился он и тогда, когда, уже выбежав из комнаты, услышал: «Артур! Стой, Артур!»

«Только бы успеть! — больше сейчас он ни о чем не думал. — Только бы успеть, пока не взлетели».

А они уже взлетели — пилот и младший моторист Франклин Мойдел. Они взлетели в тот самый миг, когда Артур, задыхаясь, подбежал к утоптанному пятачку, на котором находились свободные от полетов летчики и командир эскадрильи Джеймс Адамс.

— Остановите! — закричал Артур. — Дайте красную рэкету, чтоб они сели! Там….

Джеймс Адамс засмеялся:

— Ты, наверное, с утра хватил лишку? Это бывает, старина… Эй, Бригс, у тебя, кажется, не совсем пустая фляжка, поделись с Кервудом глотком-другим — он сразу придет в себя…

Артур одним прыжком подскочил к Адамсу, горячо задышал ему прямо в лицо:

— Слушай, Адамс, я знаю, что вы задумали. И я всем об этом расскажу. Вам придется за все ответить. По закону! Немедленно дайте сигнал, чтобы Франклин Мойдел не прыгал. Иначе…

Он видел, как исказилось лицо Адамса, Не от страха, нет. От гнева. Кто это тут вздумал ему мешать! Кто осмелился встать на его дороге!

— Эй, Бригс, разыщи Фрэнка Кервуда и скажи ему, чтоб он оттащил своего братца подальше. Видно, он немного того… спятил…

Но Фрэнк уже был тут. Он подбежал к Артуру сзади и с бешенством выпалил;

— Если ты не замолчишь, я сверну тебе шею. Слышишь ты, псих? Я говорю, что сверну тебе шею.

И тогда Артур сорвался с места и бросился к центру аэродрома. Он, пожалуй, понимал, что ничего теперь сделать не сможет, что катастрофа неизбежна, но, словно утратив рассудок, бежал, спотыкаясь, по полю, отчаянно размахивая руками и что-то крича неистовым голосом. А потом, услышав, как летчик сбросил газ, застыл на месте…

А на краю аэродрома стояли мать младшего моториста Франклина Мойдела, его подружка Кэт и маленькая сестренка. Стояли и ждали, когда Франклин под куполом парашюта мягко опустится на землю, чтобы вместе с ним отправиться домой и устроить настоящий пир для друзей и близких.

…Франклин Мойдел упал метрах в ста от Артура. Кервуду показалось, будто он всем своим телом ощутил, как вздрогнула земля. В тот же миг к месту катастрофы устремились сотни людей — с одинаковым ужасом в душе, с одной болью в глазах. Медленно, еле волоча ноги от внезапно навалившейся на него усталости, Артур побрел прочь…

Потом был суд, где показания Артура Кервуда сочли бредом не совсем нормального человека и не приняли их во внимание.

После всего происшедшего Артур не мог оставаться дома. Он нанялся матросом на какую-то ветхую посудину и больше года плавал по морям и океанам Старого и Нового Света, привык к своему тесному кубрику и со стороны могло показаться, что он со всем смирился и научился принимать жизнь такой, какая она есть.

Но это только казалось. На самом же деле все было не так. Душа Артура Кервуда мужала. Мир перед ним светлел. Научившись ненавидеть, он познал истинную любовь. И понял главное: чтобы жить, надо драться. Насмерть драться с такими чудовищными существами, как Фрэнк Кервуд, Адамс, Бригс. В этом заключалась вся суть существования, без этого на трижды грешной земле делать было нечего.

Весть о мятеже Франко застала его во Франции, в Марселе. Послав ко всем чертям капитана посудины, который стал уговаривать его не покидать корабль, Артур через Пиренеи пробрался в Испанию и, пройдя скоропалительную подготовку на истребителе, отправился в первый боевой вылет.

А потом день за днем, день за днем изнуряющие бои, нелегкие победы, утраты, которые болью отдавались в сердце, и сознание своей нужности, и глубокая вера в то, что адамсы, бригсы, фрэнки кервуды и им подобные рано или поздно будут уничтожены. И он, Артур Кервуд, останется в строю до конца…

— Клянусь всеми своими предками, я вгоню его в землю! — сказал Морено Прадос. — Я еще ни к кому не испытывал такой ненависти, как к этому негодяю. Даже во сне вижу, как горит его машина и в ней вопит, задыхается, прежде чем подохнуть, мой брат…

Морено был изрядно пьян, бледен, на его нервном красивом лице, в слегка затуманенных от возбуждения глазах отражалось неистребимое желание во что бы то ни стало исполнить эту клятву, очистить душу от позора, нанесенного не только ему самому, но и его предкам.

— Каждый раз, когда ты возвращаешься ни с чем, мы слышим от тебя одно и то же: «Клянусь, что я его вгоню в землю!» Что же тебе мешает это сделать?

Рамон Франко улыбался незлобно, вроде по-приятельски, но Морено видел, сколько яда было в улыбке. И это показное спокойствие, обычно не свойственное младшему брату диктатора, теряющему самообладание по любому пустяку, просто бесило Прадоса. Уж кто-кто, а Морено отлично знал заносчивость и неистовый характер Района Франко. Недаром в узком кругу офицеров его прозвали «Эль хабали»— кабан.

Рамон был первоклассным летчиком. Он доказал это перелетом через Атлантический океан вместе с Руисом де Альда, но слава, пришедшая к нему благодаря этому перелету, вконец испортила его характер: он стал невероятно самонадеянным и еще более неистовым.

Даже Пако [17] Уменьшительное от Франсиско. , узнав о том, что его братец с помощью, молодых офицеров попытался устроить путч на аэродроме вблизи Севильи, сказал в «Ла Пенья» — мадридском клубе для элиты: «Да ведь это настоящий сукин сын!» На что Рамон, как потом рассказывали, ответил: «Пако не должен забывать о том, кто: я есть… А если ему изменит память, я помогу ему это вспомнить, есть верное средство…» Он многозначительно прервал фразу и не менее многозначительно похлопал ладонью по кобуре, из которой выглядывала рукоять пистолета.