Лариса Захарова - Операция «Святой»

Фирлингер понял, что русские совершенно не верят в благие намерения английских и французских арбитров, в «трезвость» требований Генлейна, в приемлемый для Праги исход всех и всяческих переговоров… Он невольно опустил голову. Молотов понял состояние посла и поспешил добавить:

— И потому от имени Советского правительства мы хотим передать президенту Бенешу, что восхищены победой сил демократии в вашей стране, которую ярко отразили не только прошедшие муниципальные выборы, но и весь патриотический настрой чехословацкого народа, не поддавшегося на запугивание Гитлера. Но хотим обратить внимание господина президента, что теперь Гитлер начнет подготовку к следующему этапу в достижении новых целей и использует все для того, чтобы помочь Генлейну в его усилиях по подрыву чехословацкого государства. Мы выражаем опасения, что Чемберлен пытается обеспечить Гитлеру достижение дипломатическими методами того, что нацистам не удалось осуществить при помощи силового давления.

Фирлингер слушал настороженно, оценивая каждое слово советского замнар-коминдела. По тому, как он сложил свою папку с текстом обращения, как откинул в задумчивости голову, как изменило выражение его лицо, Калинин и Молотов поняли, что его ответ протоколом не предусмотрен:

— Нам известно, уважаемый господин президент и уважаемый господин заместитель министра, что если мы арестовали бы Генлейна и два десятка его главных помощников, возглавляемое ими движение потерпело бы крах. Мы согласны с точкой зрения тех, кто считает, что генлейновская машина — инородное тело в государстве, что эта машина создана иностранцами на их деньги и что у генлейновцев нет настоящих корней в массе населения, говорящего на немецком языке. Однако мы бы, рискнув предпринять что-либо против генлейновцев, навлекли на себя неудовольствие английского и французского правительств. В данной ситуации, когда судьба нашей страны буквально находится в руках международного арбитража, все это было бы крайне нежелательно.

Когда Фирлингер, еще раз выразив благодарность, откланялся, Молотов и Калинин перешли из кабинета в комнату для отдыха. Ждали чаю.

— В общем, Вячеслав Михайлович, и хочется, и колется, и мамка не велит, — досадливо усмехнулся Калинин. — Обидно. Ох, как обидно! Пока Годжа интригует, Бенеш колеблется, Крофта надеется на Запад, народ страдает, страдает народ… Обидно.

— К сожалению, сама Чехословакия раздираема противоречиями. Это плохо. Коммунисты набрали на выборах невиданное количество голосов, а правительство тут же попыталось закрыть «Руде право». Запретили «Карпатскую правду», тоже коммунистическое издание. И при этом редкая терпимость к генлейновским газетам, хотя «Цейт» перепечатывает все грязные сплетни Геббельса, открыто порочит пражское правительство… Буллит, американский посол в Париже, считает себя главным уполномоченным Белого дома по чехословацкой проблеме, он просто засыпал госдепартамент письмами и телеграммами, побуждающими американское правительство официально вмешаться в конфликт и заставить Чехословакию согласиться на удовлетворение немецко-фашистских притязаний. А с Соединенными Штатами у президента Бенеша личные теплые отношения. И ему неприятно, видите ли, что Буллит на весь Париж обвиняет Прагу в намерении довести дело до мировой войны из-за своей неуступчивости. Поэтому я не удивлюсь, если в итоге Бенеш последует англо-американо-французским призывам проявлять сдержанность, то есть не поднимать против Генлейна дубину, даже не арестовывать его, как сказал Фирлингер, а готовиться к компромиссу с Гитлером. Ради этого компромисса и затеяны все эти арбитражи, законодательные комиссии. — Молотов раздраженно махнул рукой.

— А все-таки хорошо то, что хорошо кончается. Войну Гитлер, конечно, развяжет, это мы не вчера и не сегодня узнали, — ответил Калинин, — но каждый день мира — это день работы по укреплению мира и по укреплению обороны от поджигателей войны. Это самая большая ценность, день мира. И потому спасибо, наверное, надо сказать нашему послу в Праге Александровскому… Без его усилий Бенеш вряд ли бы осмелился и с маршалом Куликом обстоятельно поговорить, и обратиться за консультациями…

— Да, молодец Александровский, но я не хочу быть пристрастен к своей дипломатической дружине, потому отмечаю — наша разведка тоже молодец. Нашла возможность кое на что открыть Бенешу глаза — при всех его колебаниях! Трудно было, рассказывали, но сладили.

— Кто ж это помог? — поинтересовался Михаил Иванович.

Молотов только руками развел:

— Демидов имени не называл, да и наверное, тот человек, который притормозил Бенеша в его западопоклонстве, давно живет под чужим именем…

Калинин покачал головой:

— Да, имени его мы с вами не знаем… Но это, наверное, не мешает нам ценить тяжкую его работу. Как посмотрит полковник Демидов, с вашей точки зрения, на указ Президиума Верховного Совета о присвоении нашему разведчику ордена Красной Звезды? Как вы полагаете, Вячеслав Михайлович? Страшный процесс подготовки войны, конечно, не остановлен. Но предупрежден. Но приторможен. И наверное, в том числе и на основании тех сведений, которые накапливал, обрабатывал, передавал в Москву наш воин незримого фронта. Сегодня это самое важное — узнать и предупредить.

Калинин и Молотов глядели друг на друга понимающе, добро и немного грустно. Оба думали о человеке, который, в числе других, помог облегчить задачу продлить дни мира, помог миллионам чехов и словаков избежать судьбы испанцев и австрийцев. Пусть это временно, но ведь передышка, надо надеяться, будет использована для полной мобилизации всех сил, для готовности ответить агрессору полной мерой.

23 мая 1938 года Калинин и Молотов очень хотели верить в это.

Президиум Верховного Совета СССР принял указ о награждении Сергея Морозова.

…О присвоенной ему награде Роберт Дорн не узнает еще долго.

В Дюнкерк Дорн приехал ранним утренним поездом из Лилля. Франция чем-то напомнила Родину. Зеленые, не ухоженные по-немецки леса, голубизна рек, вдоль которых тянулось железнодорожное полотно.

Целый день Дорн праздно бродил по улицам Дюнкерка, которые, как сговорившись, все выходили к Па-де-Кале, к меловым отрогам высокого обрывистого берега. Не надо бы так торопиться, Дуврский паром не придет к французскому берегу раньше расписания. Паром приходил в одиннадцать вечера. Поезд на Дувр отправлялся в одиннадцать сорок. Значит, у него есть полчаса, всего полчаса и целых полчаса.

Дорн присел за столик уличного кафе, недоумевая, отчего это проворный официант едва ль не намеренно обходит его. «Что, у меня на лбу написано, что я из немцев?» — усмехнулся. Посидел-посидел и понял… Это же Франция. Здесь нужно просто окликнуть: «Эй, гарсон, стаканчик минералки…» Это английский официант подойдет всегда сам, когда освободится от других клиентов, а тут можно присесть за столик под зонтик просто так, не имея в кармане и гроша на самый скромный заказ.