Алексей Котенев - Последний перевал

Ермаков поднял бинокль и разглядел в дождливой мути круглые поблескивающие каски. Они вначале вроде плыли в тумане, а потом начали подскакивать, то ныряя, то высовываясь вновь. Вскоре они выкатились на площадь. Под касками еле вырисовывались мутные, серые фигурки. Трудно было определить, сколько их шло на чуринский особняк. Взвод? Рота? Вот они уже развернулись в цепи.

Ермаков не спуская глаз смотрел на приближающиеся цепи, крепко сжимая в руках автомат. Надо было подпустить их поближе, чтобы вернее ударить из пулемета и автоматов. Хорошо бы подпустить на гранатный бросок: уцелевшие залягут, и их придется добивать гранатами. Они тоже начнут бросать гранаты, но в лежачем положении далеко гранату не бросишь. Вот и надо остановить японцев на таком рубеже, чтобы их гранаты не долетели до ворот.

Побежали тревожные секунды. Ермаков замер в ожидании. Японцы были уже совсем близко. Вот они миновали подстриженную полоску кустарника. Пора! Ермаков нажал на пусковой крючок, и ракета, рассекая дождливую муть, взвилась над площадью, рассыпаясь на мелкие искорки. Басовито рявкнул пулемет на тридцатьчетверке, тонко и часто застрекотала автоматная дробь из окон комендатуры. Неприятельская цепь исчезла. Но Ермаков понимал — не все бежавшие скошены огнем. Иные упали, чтобы укрыться от пуль, но он твердо знал: основная сила скошена и не бросится больше к воротам. Такого начала самураи, конечно, не ожидали.

Когда автоматный стрекот стих, Ермаков схватил гранату, громко крикнул:

— Гранаты к бою! — и первый бросил гранату туда, где залегла вражеская цепь.

На площади запрыгали оранжевые всполохи взрывов. Казалось, лопались огненные пузыри, рассекая ночную темень острыми багровыми ножами. Ошарашенные самураи отвечали слабым огнем. У торговых рядов то слева, то справа вспыхивали одиночные винтовочные выстрелы. Пули цокали по броне машины, рикошетили в стороны. Потом у носа тридцатьчетверки рванула граната, осветив багровым пламенем железные ворота и мокрую, будто отлакированную, тридцатьчетверку.

Ермаков высунул голову из-за нижней железной полосы ворот, пустил в дождливое небо красную ракету. Пока она трещала и переливалась в дождевых струйках, он успел разглядеть, как много сделал внезапный кинжальный огонь, и невольно подумал: «Молодец батя, что предупредил. Ведь тепленьких могли прихватить, в постели… А теперь — шалишь! Черта с два!» Но Ермаков увидел и другое: первая встреча не решила исхода боя. Отряд на них шел немалый, и его остатки будут продолжать бой. Здесь, у ворот, не продержаться — надо уходить в укрытие, в чуринский склад.

— Всем к складу! — скомандовал Ермаков.

Разведчики отошли к складским дверям. Шилобреев сбил ломом большой замок. Лязгнули железные засовы, заскрипели широкие кованые двери. Натыкаясь в темноте на бочки, ящики и мешки, разведчики забежали в склад и стали быстро выбирать место, откуда удобнее вести огонь.

Ермаков метнулся к танку, решил и его загнать в склад, чтобы использовать как прикрытие складских дверей: ведь закрываться наглухо нельзя — двери могут взорвать.

— Давай в эту амбразуру! — крикнул он.

Тридцатьчетверка дала задний ход, круто развернулась и втиснулась в дверной проем.

За воротами раздался гранатный взрыв. К Ермакову с визгом подбежала перепуганная Ляля, схватила его за руку, потащила в сторону. Она уже не хотела быть сестрой милосердия, не хотела умирать.

— Братик, уйдем отсюда, уйдем… — испуганно пролепетала она, дрожа всем телом.

— Куда уйдем? — возмутился Иван.

— Домой, к нам. Мы перелезем через забор. Нас не увидят. Я спрячу тебя в подполье, — с придыханием шептала она.

— С ума спятила девчонка!

— Ваня, Ванечка… Они убьют тебя!

Он оттолкнул сестру в сторону, кинулся к складским дверям, гаркнул охрипшим голосом:

— Пускай только попробуют, гады! — и тряхнул в воздухе большим, увесистым кулаком.

В складе пахло краской и карболкой, из глубины тянуло прелой, чумизой. Ермаков смахнул со лба липкий пот, осветил карманным фонариком длинное невысокое помещение с одним узким зарешеченным окном, похожим на бойницу. Желтый снопик света скользнул по серой кирпичной стене, прошел, будто принюхиваясь, по длинным стеллажам, заваленным всякой всячиной. Здесь лежали расписанные вензелями коробки, торчали сахарные головы и винные бутылки. У стеллажей громоздились тюки тканей, промасленные бочки, из поваленного мешка сыпалась соль. Тут хранились привезенные отовсюду товары чуринской фирмы, отсюда их доставляли в магазины для продажи.

Глянув на высокий ворох мешков и ступенчатую пирамиду ящиков, Ермаков распорядился соорудить из них баррикаду. Разведчики хватали все, что попадало под руку, валили позади тридцатьчетверки. Вскоре здесь образовался высокий вал из мешков, ящиков и бочек, за которым можно было укрыться от вражеских пуль.

Пока сооружали баррикаду, Шилобреев пробрался вдоль стены к дверям, лег у гусеницы танка, стал прислушиваться, стараясь понять, что делается во дворе. В густой тьме хлопали выстрелы. Пули шлепались в кирпичную стену, бились в железную дверь, отскакивали в лужу. Японцы, видимо, окружали склад, и надо было быть наготове. С тыла и флангов прикрывают каменные стены, а вот двери — уязвимое место. Тут гляди да гляди. Жаль, боеприпасов маловато — придется выкручиваться, экономить. Кто мог подумать, что противник вздумает воевать после капитуляции? Видно, у самурая такая повадка — его, дьявола, и в могиле надобно остерегаться.

Завалив дверной ход, разведчики принялись подтаскивать мешки да ящики к высокому единственному окну, чтобы использовать его как бойницу. Когда ворох вырос до подоконника, Ермаков вскочил наверх, глянул в окно и пустил ракету. В дождливом небе сверкнул зеленый огонек, осветил захламленную ограду: сваленные под тополями пустые ящики, рулоны оберточной бумаги. Среди мокрого хаоса он различил несколько вертких фигурок и дал короткую очередь.

В ответ что-то тяжелое стукнулось в оконную решетку, зазвенело стекло, потом раздался взрыв. «Это граната», — сообразил Иван и еще раз глянул в окно. «Ничего не видно, — пожалел он. — Может быть, для освещения поджечь ящики?» Он подбежал к танку и крикнул Шилобрееву:

— Подожги ящики — освети двор!

Филипп вскочил на колени и запустил в ящичную пирамиду гранату. Грянул взрыв, вспыхнуло багровое пламя, заплясало в дверном проеме и на решетчатом окне. В складе стало светло. Блеснул мокрой броней стоявший у входа танк, вынырнула из мрака воздвигнутая за ним баррикада, увидели наконец друг друга хлопотавшие разведчики. Из глубины склада вырвался пронзительный крик Ляли:

— Здесь японцы!