Алексей Котенев - Последний перевал

Размышляя о своей неудаче, Мамура никак не мог поверить, что против него стояло всего десяток разведчиков. Нет, их, должно быть, не меньше взвода. К тому же их, видимо, кто-то предупредил об опасности. Потому они и встретили его таким организованным огнем. Но кто это сделал? Не управляющий ли направил его под русские пули?

Мамура приказал привести к нему управляющего. Но, к удивлению, управляющий оказался мертвым. «Видно, предатель покончил с собой, чтобы уйти от расплаты», — решил майор.

К обеду Мамуре доложили, что в домах эмигрантов разведчики не обнаружены. Это еще больше взбесило его. Взять город — и не захватить ни одного пленного! В припадке бешенства он сам бросился искать злодеев. Обшарил еще раз чадящий склад, перевернул все в чуринских покоях, потом заскочил в клуб эмигрантов. В клубе тоже было пусто. Со зла майор сорвал со стены стенд с портретами русских полководцев и растоптал его. Потом кинулся к длинному красному полотнищу, приготовленному эмигрантами к встрече русского воинства, и в порыве гнева изрубил его шашкой. Чтобы сполна выместить клокотавшее в нем зло, поджег полусгнившее, скособоченное здание и направился к русскому купцу Ермакову, которого знал еще до прихода сюда разведчиков.

Завидев в ограде Мамуру, Евлалия кинулась в комнату к Ивану.

— Японец идет! — предупредила она его.

Ермаков схватил маузер, бросился к дверям, закрыл их на ключ и приник к замочной скважине.

Епифан Парамонович встречал Мамуру как дорогого гостя.

— Слава непобедимому японскому оружию! — прохрипел он петушиным голосом, вытаращив маленькие, бегающие глаза и подняв на лоб взлохмаченные брови. Он был в новеньком шерстяном костюме. На ногах поскрипывали лакированные сапоги в гармошку. На жилетке — золотая цепочка. «Прибарахлился, видно, на чуринских складах», — подумал Иван.

Лестное приветствие смягчило разгневанного майора. Он закивал головой, но руки старику не подал. Прошел по комнате гордо, с достоинством.

— Милости просим, ваше высокородие! А я собирался бежать за вами, — продолжал Епифан Парамонович, препровождая гостя в передний угол.

Весь стол в гостиной был заставлен лучшими винами, закусками. Посредине торчали остроносые бутылки сакэ с золочеными наклейками. Рядом на расписных блюдах красовались редкие японские кушанья. В сторонке зеленели крупные гроздья винограда.

— Сыпасибо — ероси, — повторял гость, усаживаясь на почетное место.

— Это нам надо вас благодарить за избавление от полного разорения. Не приди вы — они все наше добро развеяли бы по ветру. Всю чумизу, весь рис раздали этим голодранцам. До моего карасина добрались, анчихристы!

Напоминание о разведчиках снова повергло майора в ярость. Он выпил залпом предложенный ему бокал сакэ, и, не закусывая, повернулся к хозяину. В глазах у него горели злые огоньки.

— Где же эти анчихристы? — в упор спросил он. — Сколько их было? Не больше десятка? Почему врал?

— Никак нет, ваше скородие. Мы не врали. Истинный бог, десять. Даже меньше — девять их было. Сам считал, своими глазами…

— Не может быть! — прервал его майор, устремив на хозяина испепеляющий взгляд.

— Клянусь христом спасителем! — заверил Епифан Парамонович и перекрестился на икону. — Ровно девять — ни больше ни меньше.

— Но где же они — ваши девять? — нахмурился Мамура. — Я видел только пятерых — мертвых. А где живые?

— Про это не могу знать, ваше скородие, пропади они пропадом.

— Мы все перевернули — не нашли.

— Ваше скородие, вы не там ищите! В русском квартале их прятать не будут, уверяю вас. Их укрывает в своих фанзах китайская голытьба, потому как провизию из их рук получала. В фанзах, ищите их, проклятых.

Мамура внимательно оглядел Епифана Парамоновича и не мог с ним не согласиться. Возможно, старик и прав, надо попробовать.

— Хорошо, — сказал он, — но в городе шибко много фанз, и вы должны нам помочь. Заставьте всех русских искать. Предупредите всех: мы будем стрелять их, если не найдут.

— Найдем, ваше скородие. Не извольте беспокоиться. Не провалились же они скрозь землю.

Епифан Парамонович так лебезил и заискивал перед майором, что Ивану стало противно. Серые глаза его потемнели, затуманились, и ему захотелось раскрыть дверь и оборвать эту гнусную сцену — прикончить самурая. Иван отошел от двери, прошелся по комнате. Обезглавить японский отряд — дело заманчивое, но опасное. Он подошел к окну, взглянул сквозь тюлевую занавеску на улицу. Около торгового двора суетилось десятка два японских солдат. Несколько человек шли по улице в сторону комендатуры. «Видно, из гор выползают», — сообразил Иван и пришел к выводу: майора трогать нельзя. Можно погубить себя и товарищей.

Он еще раз заглянул в замочную скважину. Майор поднялся из-за стола и твердо сказал тоном, не терпящим возражений:

— Вы отвечаете головой за этот операция.

— Всю землю перевернем, но разыщем проклятых, — заверил отец, сопровождая майора.

Когда они вышли, Ляля торопливо закрестилась:

— Слава тебе господи, пронесло! — Она отворила двери и выбежала из комнаты, чтобы проследить, куда пошел майор.

Ляля вернулась минут через пять и начала рассказывать полушепотом, что творится в городе.

— Японцы рассвирепели, — сообщила она, прижав к пылающим щекам подрагивающие ладони, — все перевернули. Страх-то какой!

У Ивана округлились глаза.

— Как бы в церквушку их не занесло, — забеспокоился он.

— Сами не пойдут, если отец не выдаст.

— Он может выдать? — удивился Иван.

— Он все может. Уж такой человек, — ответила Евлалия.

— Невысокого же ты мнения о своем отце!

— Какой он мне отец? Пришел к нам, когда мне два годика было. Мать имела небольшое состояние. И у него кое-что было. Жить бы да жить. А ему все мало, мало. Грабастал без креста и совести. Так и загрыз мою бедную маму…

— Вот оно что… — проронил в раздумье Иван.

— Тебя-то он не выдаст, потому что любит. Наследником хочет сделать. А ребят может продать. Ты знаешь, как он меня ругал, когда узнал, что я им тайный ход показала.

— Ругал? — удивился Иван. — А я думал, это он их вывел из склада.

— Что ты! — махнула рукой Евлалия. — Ты его остерегайся и не перечь ему. Злой он человек.

— Выходит, в западню мы попали? — сказал Иван, подумал о своих товарищах и, кажется, впервые в жизни ощутил силу духовного родства.

— Зачем же ты встаешь? — забеспокоилась Ляля.

— Не время, видно, отлеживаться — надо двигать а ребятам, — ответил он и начал надевать сапоги.

— Ты что? Японцев полно в городе. Они сразу тебя схватят, — отговаривала его Ляля.

— Ничего. Мне бы только до церквушки добраться. А там мы сумеем за себя постоять. Четверо — не один!