Александр Розен - Полк продолжает путь

Он знал о событиях, связанных с именем Нерчина. Осенью сорок второго сержант Нерчин командовал отделением в роте лейтенанта Трофимова. Долгое время эта рота сдерживала натиск крупного фашистского соединения, пытавшегося прорваться к Волге. Бои на Продольной улице, которую обороняла рота, отличались особенной ожесточенностью. К Волге фашисты не прошли. Из всей роты героев остался жив только Нерчин. Тяжело раненный, он был эвакуирован в тыл на левый берег и после пяти месяцев госпиталя вернулся в строй.

О боях на Продольной улице Кудрявцев ежедневно рассказывал экскурсантам. Но как рассказать о Сталинградской битве ее герою?..

Он закрыл большую кожаную тетрадь для записей и уже хотел спрятать ее в стол, как в дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Кудрявцев и, подойдя к двери, открыл ее.

На пороге комнаты стоял военный в форме майора, с Золотой Звездой на груди.

— Прошу извинить за беспокойство. Товарищ Кудрявцев?

— Да, это я…

— Разрешите представиться — Нерчин.

Кудрявцев был так удивлен, что почти минута прошла в полном молчании.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал наконец Кудрявцев и подал стул.

Майор молча сел, видимо тоже не зная, как начать разговор.

На вид Нерчину было года тридцать два — тридцать три. Был он невысокого роста, широкоплечий, с лицом немного полноватым, но очень свежим. Яркий румянец на щеках, спокойный, ровный взгляд… Все это создавало убедительное впечатление здоровья и силы.

— Я записался на вашу экскурсию, — начал майор. — В бюро мне рассказали о том, что вы историк, интересуетесь Сталинградом и собираете материал.

— Мне будет очень интересно записать ваши воспоминания, — сказал Кудрявцев. — Это сильно поможет моей работе.

— Я, разумеется, с удовольствием, — серьезно ответил майор, — но сегодня я сам пришел к вам за помощью.

— Если я могу быть вам полезен…

— Я думаю, можете, — сказал майор. — Вы, наверное, знаете о боях на Продольной улице и о роте лейтенанта Трофимова?

— Да, я изучал материалы.

— Ну так вот. Я в этой роте командовал отделением в звании сержанта и десятого октября сорок второго года был ранен и увезен в тыл. Ранение было тяжелое, и я плохо помню все, что затем было. Помню только, что лежал я там на Продольной и меня подобрала и привела в чувство дружинница, неизвестная мне девушка, тащила на себе до переправы, а потом я очнулся уже в госпитале. Я, конечно, очень хотел бы найти эту девушку. Несколько раз я запрашивал госпиталь, но куда там… Мне справедливо отвечали, что надо знать хотя бы имя и фамилию. Многие дружинницы и сестры погибли… Да, многие погибли, это верно. Но я всегда надеялся, что эта девушка, которая спасла мне жизнь, жива. После войны я запросил воинскую часть, в которой служил осенью сорок второго, и мне прислали список сандружинниц, работавших у нас и ныне здравствующих. Две из них жили в Москве, третья в Полтаве.

— Сестры Князевы в Москве и Лида Хоменко в Полтаве, — сказал Кудрявцев.

— Вы о них знаете? — спросил майор.

— Разумеется. Одна из глав моей работы посвящена сандружинницам периода Сталинградской обороны. Так что же они?

— Лида Хоменко работала на Продольной в сентябре, ну, а я был ранен в октябре, а сестры Князевы на Продольной улице не были, они работали на заводе «Красный Октябрь». Лида Хоменко написала мне, что были сандружинницы и из приданных частей. Но как их разыскать? Я был вынужден оставить свои поиски. А сегодня… сегодня я походил по Сталинграду. Очень много здесь собралось бывших фронтовиков. Нельзя ли что-нибудь с вашей помощью разузнать?

— У меня есть картотека, — сказал Кудрявцев. — Я могу сейчас же посмотреть, — предложил он, чувствуя прилив необыкновенной энергии.

Он сел за стол, снова взял большую кожаную тетрадь и уверенно открыл нужную страницу.

— Здесь записаны имена и фамилии сандружинниц, работавших в период Сталинградской обороны, и мои беседы с теми, кто работает сейчас в Сталинграде. Вот, например, Мария Александровна Ястребова. Штукатур…

— Но ведь в том-то и дело, что я не знаю ее имени, — снова сказал майор.

— Понимаю, понимаю. Я сейчас ищу людей, работавших на участке вашего полка, — сказал Кудрявцев. — Мария Ястребова нам не годится. Она находилась при сануправлении другой дивизии. Ольга Ильинична Проценко. Работает на грейдер-элеваторе. Сандружинница с начала Отечественной войны. Вот разве что она… Нет, здесь ясно написано — служила в авиачастях. Сестры Князевы… Ну, о них вы все знаете. Однако я ясно помню, что со слов одной сандружинницы записывал о боях на Продольной улице. Вот: крановщица Полина Михайловна Минаева. Бои на Продольной улице, октябрь тысяча девятьсот сорок второго.

Нерчин встал:

— Значит, вы думаете…

— Я еще ничего не думаю. Я историк и в своей работе привык опираться только на факты, — с юношеской деловитостью заметил Кудрявцев. — Здесь есть еще одна бывшая сандружинница, лаборантка по бетону в Сталинградгидрострое, товарищ Королева. Продольная улица… Да нет, это уж ноябрь. Евгеньева Лидия Константиновна. Тоже ноябрь. У меня записаны и другие имена сандружинниц, но их уже нет в живых. Да, пожалуй, единственно возможный случай — это Полина Михайловна Минаева. Совпадает и участок боев и время — октябрь.

— У вас есть ее адрес? — спросил Нерчин.

— Да, я в таких случаях очень аккуратен. Гидростроевский поселок, дом тридцать четыре, квартира четыре.

— Дом тридцать четыре, квартира четыре. Большое вам спасибо. Иду. Я ведь здесь в отпуске, — прибавил майор, словно оправдываясь. — В конце концов она может лично признать меня.

Кудрявцев задумался. Поиски неизвестной девушки, спасшей жизнь майора, его заинтересовали.

— Хорошо, — сказал он. — Идемте вместе. Я и дорогу знаю и с Минаевой вас познакомлю. — И захватив по привычке тетрадь с записями, он вместе с майором вышел из дому.

Кудрявцев жил в Верхнем поселке, и отсюда были видны все огни Сталинграда. Они смешивались с огнями строительства гидростанции на левом берегу Волги, и река угадывалась только по движущимся огням катеров, теплоходов и барж.

— Не узнаю я этих мест, — признался Нерчин.

— Да, трудно узнать…

Они шли по широкому асфальтированному проспекту, по обе стороны которого были высажены молодые тополя. Вечер был легкий, не душный. Повсюду много гуляющих. Кудрявцеву и Нерчину поневоле пришлось замедлить шаг.

— Все неузнаваемо, — повторил Нерчин, — все новое: дома, школы, клубы, театры, сады… Целый день искал знакомые места, да так ничего и не нашел.

— То ли еще будет через пять лет, когда гидростанцию построят, — сказал Кудрявцев. Он всего несколько месяцев жил в Сталинграде, но эту летучую здесь фразу быстро воспринял. — Трудно историку…