Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника

Партизаны ушли собираться, а мы с Тимчуком и Морозкиным, вооружившись захваченными в волостном правлении штампами и печатями, через пару часов «оформили» Насте паспорт и изготовили пропуск для входа в Минск.

К утру все были готовы. Больше всех на «легальных» крестьян походил Кухаренок и Настя, у остальных были чересчур смелые лица. Особенно задорно и независимо смотрели широко расставленные глаза Гуриновича.

— Вы лучше не поднимайте голову, а то даже самый задрипанный полицай обратит на вас внимание, — заметил я Романову, Гуриновичу и Воронкову. — Помните о важности задачи, будьте осторожны, без надобности не лезьте куда не следует, остерегайтесь провокации.

Я расцеловался с каждым и, подавая руку Насте, смутился: «Как попрощаться с ней?» Она сама нашла выход из затруднительного положения — поцеловала меня в лоб.

Партизаны отправились: впереди Кухаренок, за ним остальные. Мы смотрели им вслед и ясно представляли, на какую опасность они идут, но верили в них. Задание они выполнят…

Наиболее опытными были, конечно, Гуринович и Воронков. Коротко расскажу о них.

Михаил Петрович Гуринович родился в Белоруссии, получил высшее образование, хорошо знал родные края. За два года до войны вступил в партию. Когда немцы захватили Минск, перешел на нелегальное положение и работал в подполье, подбирал и направлял проверенных людей в партизанские отряды, создавал диверсионные группы, распространял антифашистские листовки. Ему удалось переправить в отряд Воронянского пять винтовок, четыре пистолета, два ручных пулемета и несколько тысяч патронов. Затем сам ушел из Минска.

Максим Яковлевич Воронков в партию вступил в 1932 году. Он тоже с первых дней оккупации перешел на нелегальное положение, а в декабре 1941 года ушел в партизанский отряд Воронянского, где стал начальником особого отдела.

Настя Богданова легкой походкой шла по обочине шоссе, а Воронков, Гуринович, Романов и Кухаренок на некотором отдалении позади, иногда они углублялись в придорожные лесочки.

Не доходя двенадцати километров до Минска в деревне Паперня Воронков и Гуринович остановились у знакомых, бывших студентов политехнического института Василия Молчана и его жены Марии, работавших на местном торфопредприятии. Василий и Мария помогли Гуриновичу и Воронкову попасть в город.

Кухаренок, Настя и Владимир Романов продолжали путь одни. Благополучно обошли посты и оказались в Минске. Кухаренок предложил зайти сначала к нему домой, где жила его мать.

— А не опасно? — высказал сомнение Романов. — Сын в партизанах, значит дом на примете у полиции.

— Нет, — отрицательно покачал головой Кухаренок. — О том, что я в лесу, никто не знает, даже мать. В начале войны уехал с поездом и не вернулся. Вот и все.

До войны Кухаренок работал начальником поезда, и его исчезновение из Минска выглядело оправданным. С доводами его все согласились.

Безлюдными переулками привел Николай Кухаренок своих товарищей к домику матери и… побледнел. На месте домика валялись обгорелые бревна и мусор. Жива ли мать? И если жива, где искать ее?

Надо было торопиться. Договорившись о месте и времени встречи, Романов пошел к своим знакомым. Настя направилась в район Сторожевки, к родственникам, а Кухаренок — к довоенным друзьям, через которых надеялся найти мать или узнать о ее судьбе. Ему сразу же сказали, где она. Мать приютилась в доме Михаила Галко. Николай постучал, на пороге показалась старушка с накинутым на плечи платком. Узнав сына, она со слезами бросилась к нему:

— Коленька, сыночек… Жив?

— Жив, мамаша…

— Ой, счастье какое… Заходи поскорее…

Старушка давно считала сына погибшим. И вдруг он заявился. Она глядела и не могла наглядеться на своего «мальчика», который и впрямь, несмотря на тяготы партизанской жизни, мало изменился и казался очень молодым. Утром Кухаренок и Романов встретились с Настей Богдановой.

— Ну, теперь продолжим дело, — начал Романов. — Ты ведь, кажется, знаешь сестру Воронкова, Анну.

— Знаю. Встречались.

— А жену Гуриновича?

— И с Верой Герасимовной знакома.

— Вот с них и начинай, — решил Романов. — Только будь осторожна и держись как можешь естественнее. Ты — наша первая цепочка и надежда.

Настя разлохматила волосы, посмотрелась в осколок зеркала…

— Ждите! Постараюсь сделать все как надо. — И пошла, кажется, спокойной беспечной походкой.

Кажется… Какой надо обладать волей, чтобы вот так, внешне спокойно, идти по улицам города, переполненного фашистами, где тебя в любую минуту могут схватить, бросить в тюрьму и, подвергнув нечеловеческим пыткам, казнить!

Настя пришла на следующее утро, возбужденная, веселая. Она рассказала, что встретилась и с Анной Воронковой и с Верой Зайцевой.

Обе они поддерживают связь с подпольной группой и готовы выполнить любое задание. Вера очень хочет повидать мужа. Романов ответил:

— Устроим! Но не это главное.

Прошли еще сутки. Едва забрезжил рассвет, все разошлись устанавливать связи с нужными людьми.

Не терял времени и Максим Воронков. Он встретился со старым другом Кузьмой Лаврентьевичем Матузовым. В свое время Матузов окончил Белорусский политехнический институт, с первых дней войны ушел на фронт, но был тяжело ранен и попал в плен. Оттуда удачно бежал и добрался в Минск. Здесь нашел свою семью. Но жить было не на что. И он рискнул. Явился к коменданту города и попросил дать ему какую-нибудь работу. Матузова определили служащим городской управы. Это легализовало его. Но Кузьму Лаврентьевича угнетала мысль, что он стоит в стороне от борьбы против оккупантов. Поэтому встреча с Воронковым очень обрадовала его. Матузов заявил твердо и решительно:

— Можешь на меня рассчитывать. Что я должен делать?..

Кузьма Лаврентьевич оказался для нас сущей находкой. Мы сразу получили доступ к секретным бумагам городской управы.

Наши разведчики заинтересовались личностью Георгия Красницкого, бывшего кадрового командира, попавшего в окружение. Георгия знала в лицо мать Кухаренка. Красницкому удалось скрытно пробраться в Минск и устроиться на работу в качестве инженера на вагоноремонтный завод имени Мясникова. Немцы нуждались в квалифицированной рабочей силе, поэтому не очень придирались к тому, что этот молчаливый, но трудолюбивый инженер еще недавно служил в армии. На вопрос начальника завода оберста Фрике, как он относится к победам Германии на Восточном фронте, Красницкий уклончиво ответил:

— Я политикой не интересуюсь, господин полковник. Моя политика — это мои руки. — И он протянул широкие ладони, загрубевшие еще во время боев на фронте.

Разведчики решили рискнуть и встретиться с Красницким, рассчитывая на то, что вчерашний командир не должен быть предателем. Встречу обставили так.