Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника

…Прошло три дня. Беспокоясь о посланных в районы товарищах, я решил вызвать их в лагерь, узнать о проделанной ими работе и еще раз проинструктировать. Это задание поручили Мацкевичу. Чтобы облегчить поиски партизан, я указал ему некоторых наших людей в деревнях, через которых он мог кое-что узнать.

— Приведу, — сказал Мацкевич и попросил себе в помощь сибиряка Чернова.

В тот же день Мацкевич и Чернов отправились.

Мы по-прежнему ждали самолеты из Москвы. Я послал запрос в Москву и получил ответ, что самолеты могут выслать не раньше июня. Мы, конечно, были огорчены. Москва руководит обороной всей страны, там решаются тысячи неотложных вопросов… Если сообщила, что не может, — значит, не может. Пришлось снять людей с приемочной площадки.

Возвращаясь в лагерь, встретили группу партизан из отряда «Бати».

— Что вы здесь делаете?

— Ищем свою группу. Боимся: не погибла ли, — ответил командир группы, коренастый, крепко сколоченный Василий Щербина.

— Кто ею командовал?

— Черкасов.

— Ваша группа у нас, правда, не вся: четверо убиты, один ранен.

Мы повели партизан в лагерь.

Бойцы радостно смотрели на встречу боевых друзей. Скоро партизаны «Бати» собрались уходить. У нас не хватало тола, и я решил попросить его у Щербины.

— Не одолжите ли? Без тола прямо задыхаемся.

Щербина согласился.

— Вот это по-братски! — обрадовался Воронянский.

До лагеря «Бати» тридцать пять километров, нужно было идти через пункты, где расположились немецкие гарнизоны, переходить шоссе. Поэтому для сопровождения партизан послали сильную группу в двадцать пять человек. С группой вышли комиссар Егор Морозкин, комиссар отряда «Мститель» Тимчук и только что прибывший в плещеницкие леса комиссар отряда «Борьба» Ясинович.

Спустя пять дней сопровождавшая партизан группа возвратилась, она принесла подарок от Линькова: пятьдесят килограммов тола, капсюли и около двадцати противопехотных мин.

Взрывчатку поделили между тремя отрядами.

Немецкие эшелоны в то время ходили быстро: шестьдесят — семьдесят километров в час. Поэтому толовый заряд в пять килограммов, заложенный под рельсы, особенно под уклоном, давал эффективные результаты: разрушал состав в двадцать — тридцать вагонов.

Теперь отряды «Борьба» и «Мститель» почти каждый день посылали диверсионные группы на железную дорогу.

Мы также не собирались отставать. Ко мне подошел Добрицгофер:

— Пустите меня. Хочу рассчитаться за свинец, которым меня угостили фашисты.

— Вы еще слабы, Карл Антонович.

— Ничего, — улыбнулся он, — пять килограммов для меня — пустячок.

В тот же день Добрицгофер с группой Любимова вышел на железную дорогу Минск — Москва.

— Москва сообщает, что следующей ночью прибудут самолеты, — крикнул, вбежав ко мне в шалаш, радист Глушков.

Прочитав радиограмму, я быстро собрался и вышел.

Всходило солнце. На листьях блестели капли росы; назойливо жужжали комары. В лагере было спокойно — все объято глубоким сном.

Я приоткрыл палатку Воронянского. Заложив под голову руку, командир отряда «Мститель» спал. Черные волосы густыми завитушками рассыпались по загорелому лбу. Он всегда спал очень мало. Жаль было его будить, но радиограмма жгла мне руку. Сколько положили сил, готовясь к приему самолетов! И вот — наконец-то! — твердое обещание: самолеты будут! Нет, такая новость для партизанского командира лучше самого сладкого сна!

Я потряс Воронянского. Он вздрогнул, приоткрыл глаза, откинул со лба волосы, вскочил. Я молча протянул радиограмму. Лицо его просияло.

— Помнит о нас Москва! — радостно воскликнул он.

Тотчас выделили группу партизан: надо спешить на приемочную площадку и выставить вокруг сильные заслоны.

— Через полчаса собраться в поход, продуктов взять на двое суток, — сказал я выстроившимся партизанам.

Скоро все были готовы. Выслали разведчиков. С группой в сорок человек вышли Воронянский, Луньков, Тимчук и я.

К обеду были около площадки. После тщательной проверки прилегающих деревень убедились, что противника поблизости нет. Мы успокоились: немцы про «аэродром» ничего не знают.

Посадочная площадка выбрана удачно: с трех сторон ее окружали непроходимые болота, с четвертой — лес.

В двух километрах от площадки устроили засаду. В соседнюю деревню Крещанка выслали разведчиков.

— Немцы не смогут неожиданно напасть. Примем московские подарки аккуратно, — радовался Луньков.

Темнело. Из болот потянулся молочно-белый туман, густой пеленой накрыл кусты можжевельника.

Партизаны сложили костры и, приготовив бутылки с керосином, ждали сигнала.

Лысенко включил рацию, надел наушники. Через несколько минут он подал мне клочок бумаги. Я прочитал: «Готовы ли к приему самолета?» — «Готовы, ждем!» — написал я. Бойко застучал ключ рации.

Туман понемногу опускался, скоро стали видны головы партизан.

В полночь послышался шум мотора.

— Зажечь костры! — прозвучала команда.

Пилот, заметив огни, начал снижаться. Партизаны, сняв шапки, махали ими. Самолет, рокоча, мелькнул над головами и, сделав разворот, снова появился над площадкой.

Мы увидели, как от самолета отделялись одна за другой белые точки.

Самолет приветственно помахал крыльями и взял курс на восток. На площадке лежали двенадцать парашютов с прикрепленными к ним огромными мешками. Партизаны отцепили парашюты, свернули их, а мешки оттащили в сторону.

Дорога в лагерь трудна, предстояло обойти крупный населенный пункт Крайск, а повозками воспользоваться мы не могли. Пришлось на заранее подготовленных лошадей навьючить по два мешка. Оставив на площадке сильное прикрытие, партизаны тронулись в обратный путь.

В лагере никто не спал, ждали нас. Встречавшие щупали мешки и счастливыми глазами следили, как Луньков ножом разрезал веревки. Он вынул из одного мешка листок бумаги — опись содержимого. Сто пятьдесят килограммов тола! Будет чем угостить фашистов!

Из второго мешка выглянули густо смазанные тавотом стволы пулеметов и автоматов. В других мешках были цинковые коробки с патронами, диски к автоматам, литература, газеты, табак.

Литературу Морозкин роздал комиссарам отрядов. Газеты целый день переходили из рук в руки. Никто не был обделен подарками Москвы.

Утром получили радиограмму:

«Подготовиться к приему второго самолета».

На этот раз встречать самолет пошли Долганов и Ясинович.

Воронянский, Тимчук и я остались в лагере, потому что хотели услышать рассказ только что вернувшегося разведчика Юлиана Жардецкого.

— Ну, кажется, все в порядке. Оказывается, не все, кто служит у немцев, являются нашими врагами, — начал Жардецкий веселым голосом, когда мы уселись в шалаше.