Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника

Недалеко от завода прогуливаются Настя и мать Кухаренка. Скоро конец смены. Вот из проходной начинают выходить рабочие. Старушка незаметно указывает Насте на молодого человека в большой кепке. Это Красницкий. Настя переходит улицу, обгоняет его и «случайно» роняет кошелек. Красницкий подбирает кошелек и протягивает его девушке. Настя любезно благодарит и завязывает разговор о трудностях жизни, безденежье. Постепенно переводит беседу на нужную тему. Красницкий настораживается, а не подослан ли провокатор? Пытается уйти. Тогда Настя решается на последний шаг. Намекает, кто она. Настороженный взгляд Красницкого теплеет.

— Может быть, вы, — предлагает Настя, — желаете встретиться с моим другом?

Красницкий начинает догадываться, кто ее друг.

— Если он ревновать не будет, я согласен.

— Обойдемся без ревности… ради общего дела.

Через несколько дней Настя сводит Красницкого с появившимся в городе Гуриновичем, и тот, убедившись, что Георгий готов помогать подпольщикам, поручает ему войти в доверие к оккупантам.

— Постепенно начинайте сплачивать вокруг себя заслуживающих доверия людей и ждите наших указаний, — говорит на прощание Михаил Гуринович.

— Хорошо… Все понятно…

Так стали создаваться новые подпольные патриотические группы в Минске. Я говорю «новые», потому что в городе активно действовали другие подпольные группы, во главе которых стояли партийные работники, чекисты или бывшие военнослужащие Краской Армии.

К сожалению, отсутствие опыта в конспирации часто приводило к провалам.

Мать Кухаренка, несмотря на преклонный возраст и недомогание, охотно выполняет наши поручения. Внешний вид старой женщины ни у кого из немцев и полицейских не вызывал подозрений. Поэтому она медленно и спокойно брела по городу, находила нужные нам адреса, людей, толкалась на рынке и снова возвращалась домой.

Прошло некоторое время. Все разведчики, посланные нами в Минск, благополучно вернулись в лагерь. У нас словно гора с плеч свалилась.

После доклада о сделанном разведчики пошли отдыхать, а мы с Луньковым, Морозкиным, Воронянским и Тимчуком приступили к составлению плана дальнейших действий.

Деревья покрылись пышной зеленью. Начали подавать голос кукушки, звонко щебетали дрозды, по ночам заливались соловьи. Лес шумел веселой весенней жизнью.

Мацкевич прибыл в лагерь только одному ему известными тропами. Мокрый от утренней росы, уставший, но с сияющим лицом, ввалился он ко мне в шалаш.

— Товарищ командир, задание выполнено, — вытянувшись, начал было рапортовать Мацкевич. Я обхватил его плечи, подвел к лежанке.

— Не нужно, рассказывай.

— Поправился переводчик. Он здесь, в лагере. Привел вам также группу партизан «Бати» (Г. М. Линькова), ею руководит Черкасов, — коротко доложил Мацкевич.

Я вышел из шалаша. Неподалеку толпились партизаны. Как настоящий дуб в березняке, возвышался над всеми Карл Антонович. Почти бегом кинулся я к нему. Лицо Добрицгофера пожелтело, а в глазах светились все те же веселые огоньки.

Мы обнялись, и я почувствовал, что ногами не достаю земли.

— Пусти, медведь, — вырвался я.

— Спасибо, друг, что прислал за мной, — тряс мою руку Добрицгофер.

— Как раны?

— Совсем затянулись, я живучий, только в бою плохо, слишком большой вырос — хорошая мишень для врага, — весело смеялся Карл Антонович.

— Радуйся, что большой. Маленькому эта пуля попала бы в живот, а тебе в ногу, — в тон его шутке сказал Луньков.

Добрицгофер обнимал друзей, знакомился с новичками.

Я поблагодарил Мацкевича и его группу за успешное выполнение задания и пошел знакомиться с Черкасовым.

Это был высокий, стройный, с ясными выразительными глазами брюнет лет тридцати. С ним пришли четыре партизана, один из них лежал на походных носилках. Лаврик уже хлопотал возле раненого.

— Тяжело? — спросил я, взглядом показывая на раненого.

— Не очень, спасибо вашему врачу — обещает вылечить, — ответил Черкасов.

Он рассказал, что, организуя диверсию на железной дороге, зашел в Олешников лес, где думал временно остановиться, и нарвался там на карателей. Они окружили его группу. По предположению Черкасова, их выдал староста Больших Олешников.

Черкасов попросил разрешения остаться в лагере, пока не поправится раненый. Я согласился.

В эти дни мы ожидали возвращения из Заславского района Вайдилевича и Воробьева с группой.

22 мая возвратились только двое из группы. Они принесли печальную весть.

…Группа Воробьева быстро нашла в заславских лесах Вайдилевича. Он к этому времени сформировал небольшой отряд, на счету которого значились два эшелона противника, пущенных под откос. Воробьев сообщил Вайдилевичу наши очередные инструкции и передал взрывчатку. Он собирался возвращаться обратно, а Вайдилевич со своей группой был намерен перейти в Налибокскую пущу, так как оккупанты буквально следовали за ним по пятам.

Во второй половине дня затрещали автоматы, и почти в тот же миг, запыхавшись, прибежал дозорный с сообщением, что с трех сторон показались каратели. Вайдилевич и Воробьев быстро повели партизан через болото в лес. По ним ударили из автоматов и винтовок. Был убит Вайдилевич.

— Вперед! За Родину! — крикнул Воробьев.

Партизаны, забрасывая карателей гранатами, кинулись на врага. Кольцо окружения было прорвано. Вслед партизанам летели разрывные пули, однако в лесу они не причиняли большого урона, так как разрывались даже от прикосновения к листьям.

Партизаны уже оторвались от немцев на сто пятьдесят метров, как вдруг неожиданно упал Воробьев: разрывная пуля попала ему в бок. Товарищи бросились к нему, но помочь было уже нельзя. Лицо Воробьева побледнело, куртка набухла от крови.

— Бегите, спасайтесь! Я погибну как коммунист.

Каратели преследовали. Партизаны вынуждены были отступить. Воробьев остался. Партизаны видели, как подбежавшие к Воробьеву два эсэсовца были уничтожены взрывом. Это Воробьев пустил в ход оставшуюся у него гранату.

Мы собрали партизан.

— Товарищи! — дрогнувшим голосом начал комиссар. — Недавно в борьбе с оккупантами геройски погибли наши товарищи: Яков Кузьмич Воробьев и Николай Федорович Вайдилевич.

Партизаны обнажили головы.

— Они пали в кровавом бою, — продолжал комиссар, — до последнего вздоха верные Коммунистической партии и своему народу. Пусть их светлая память воодушевляет нас и будет нам примером в борьбе.

— Мы отомстим за товарищей! Смерть фашистам! — прозвучала в лесной глуши суровая клятва.

Больше мы никогда не услышим задушевных песен Вайдилевича, веселого смеха Воробьева.

Вайдилевич и Воробьев указом Президиума Верховного Совета СССР посмертно награждены орденами Отечественной войны 2-й степени.