Петр Лебеденко - Навстречу ветрам

И только тогда, когда Вася сел, она проговорила:

— У вас какой-то усталый вид, товарищ Нечмирев. Словно без посадки слетали в Читу и обратно…

Познакомившись со всеми курсантами, Безрукова приступила к занятиям. Она начала рассказывать о зарождении авиации, о ее пионерах, многие из которых заплатили жизнью за попытку покорить воздух. Один за другим вставали из далекого прошлого отважные воздухоплаватели и проходили перед своими потомками, словно призывая примкнуть к их рядам.

Вот рязанский подьячий Крякутной в 1731 году поднимается на первом в мире воздушном шаре, и длиннокрылые орлы замирают в воздухе от удивления. Через пятьдесят лет братья Монгольфье покидают землю и летят за облака, и дерзкая мечта человека начинает становиться явью. На смену неуправляемым, неуклюжим шарам через столетие приходят аппараты, тяжелее воздуха. Летит на первом в мире самолете Можайского летчик Голубев, гибнет храбрый Отто Лилиенталь, и на смену ему приходят бесстрашные люди, мечтающие сделать сказку былью. Луи Блерио, братья Райт, Попов, Россинский, Нестеров… Идут бесстрашные, сильные, и каждому хочется стать в этот строй и идти с ними нога в ногу…

В коридоре звенит звонок. Конец урока. Слышны топот ног и громкие голоса, а сорок шестая сидит не шелохнувшись, хотя давно уже умолк голос Галины Петровны. Тридцать две пары глаз смотрят в ее глаза, и эти немые взгляды просят об одном: «Еще!..»

Она улыбается и говорит Никите:

— Товарищ старшина, выводите группу на перерыв.

Можайский, Нестеров, Блерио, Лилиенталь, — как завороженный шепчет Никита. И вдруг спохватывается — Группа, встать!

Один за другим выходят курсанты в коридор, собираются группками.

Миллион чертей! — говорит Вася Нечмирев. — Кто бы мог подумать?

Что — подумать? — спрашивает Андрей.

Да это… Преподаватель… Здорово у нее получается!

Нет, товарищи, это же удивительно! Уже в 1731 году человек поднялся а воздух! — восклицает Яша Райтман.

Потом — самолетоведение. Яша Райтман после урока обратился к брату:

Абрам, неужели ты не видишь во всем этом романтики? Завтра аэродинамика, аэронавигация…

Романтика? — спросил Абрам.

А скажешь, нет?

Но уже через два-три месяца романтику, как сказал Нечмирев, сдуло боковым ветром. Десятки формул, вычислений, сотни дат, которые надо было прочно запомнить, сложнейшие задачи, которые можно было решить, только творчески размышляя над ними, жесткая требовательность преподавателей — все это повергло некоторых «романтиков» в уныние. Времени всегда было в обрез, каждая минута была на счету.

— Миллион чертей! — как-то высказался Вася. — Хотя бы с недельку отдохнуть, чтобы проветрить мозги. От этих дат и формул голова пухнет!

Он успел получить двойку по аэронавигации, и Андрей, которого недавно выбрали комсоргом отряда, не давал ему покоя.

Даю слово, Вася, — пообещал Андрей, — если не исправишь двойку, на первом комсомольском собрании я помогу тебе проветрить мозги.

Вася «насел» на аэронавигацию. Каждый вечер обкладывался картами, вооружался штурманской линейкой, аэронавигационным угольником, циркулем, транспортиром, чертил курсы, высчитывал углы сноса, «летая» на разных высотах при встречных и попутных ветрах из одного конца страны в другой. У Васи была особенность: за что бы ни брался, он вкладывал в это дело весь огонек, всю фантазию. Вот и теперь: без кителя, в одной тельняшке (он ни за что не хотел носить нижних рубашек вместо своей полосатой тельняшки) Вася стоял за большим столом, на котором лежали длинная карта и аэронавигационные принадлежности, и кричал во весь голос:

Братишки! Кто со мной на остров Врангеля — подчаливай! Предупреждаю: лететь придется в кошмарных условиях, посему экипаж подбираю без слюнтяев, вроде Яши Райтмана. Яша, отойди дальше, не мешай настоящим пилотам!

Абрам, скажи, как тебе нравится этот нахал! — обижался Яша. — Он меня называет слюнтяем. Салака паршивая!

Итак, — не обращая на Яшу никакого внимания, продолжал Вася, — летим на остров Врангеля. Где мы находимся? Только вчера приземлились вот на этом пятачке, видите? Повторяю: курс компасный — триста пятнадцать градусов, девиация плюс три, угол сноса минус семь… Яша, быстро определи истинный курс! Ага, засопел! Смотри, как это делается!

Вася брал со стола аэронавигационный угольник и высчитывал истинный курс.

Ладно, Яша, не хнычь, беру в экипаж. Заводи моторы! Внимание! Есть внимание! Контакт! От винта!

И Вася «улетал».

Семилетний мальчик Васюта отправился на остров Врангеля, — говорил Яша.

Через неделю Вася попросил преподавателя по аэронавигации проэкзаменовать его и получил отличную отметку. А на другой день ему поставили по моторам двойку.

Сыграл в ящик, — угрюмо, не глядя на Андрея, сказал он на перерыве. — Собирай собрание, проветривай мне мозги. Обижаться не буду.

Салака паршивая! — выругался Яша. — Всю группу подводишь. Скажешь, нет?

Вася знал, что словом «салака» Яша характеризовал все плохое. Как-то Абрам рассказал: лет восемь назад отец, развозивший по лесничествам в фургоне-лавке продукты, взял Яшу с собой. В дороге их застала пурга, и они с трудом добрались до заброшенной избушки. Пурга длилась больше десяти дней, а в фургоне, кроме консервов «Салака», ничего не было. Через три дня Яша не мог смотреть на банки с красивым ярлыком, а еще через неделю только при одном упоминании о консервах Яшу тошнило, как после солидной порции касторки. Так и пошло с тех пор: если Яша смотрит неинтересный фильм, он говорит: «Салака». Если Яша читает плохую книгу, он оценивает ее одним словом: «Салака». Когда Яша хочет выразить свое презрение к кому-нибудь, обругать кого-нибудь, он восклицает: «Салака паршивая!»

Что ж ты молчишь? — Маленький Яша кажется рядом с Нечмиревым совсем мальчиком. — Неправду я говорю?

Правду, Яша, — соглашается Вася. — Салака я и есть.

Яша был дежурным по отряду, когда к нему подошел незнакомый курсант и протянул бумажку.

«Курсанты Прянишников, Бекетов и Бузько переводятся во второй отряд в сорок шестую группу вместо выбывших Игнатова, Леонова и Васильева. Комэск 3 — Скворцов», — прочитал Яша.

Я — Бузько, — сказал курсант.

Яше не понравился курсант Бузько, хотя в его внешности ничего плохого не было. Высокий чистый лоб, густые брови, крепко сколоченная фигура. Вот только глаза… Они быстро бегали по сторонам, ни на секунду не останавливаясь, словно сразу хотели все ощупать. И было в них, как казалось Яше, что-то нечистое, хитрое. Голову Бузько держал чуть склоненной набок.

«Салака», — подумал Яша.

Но как ответственный дежурный он принял вид гостеприимного хозяина и показал курсанту его койку, тумбочку, дал номерок в раздевалку.