Владимир Шатов - Возвращение

- У противника гульба, к нам доносится только визг местных женщин под губные гармошки! – сообщил стоящий рядом с Калмыковым старший лейтенант-артиллерист, разведчик от «Катюш».

- Дайте залп по этому бардаку!.. Там не женщины, а продажные стервы! – возмутился брезгливый комбат. - Фашистская подстилка!

Старший лейтенант подумал и согласился. Масса фрицев и испанцев гуляют, будто на празднике, а не на войне... Послышался скрежет, и полетели ракеты. У немцев в глубине лесного массива земля и деревья поднялись на воздух.

- Не понять, где обломок, где тело!

Через проволоку в их сторону перелетел, будто на крыльях, человек. Скатился к ручью, перебрёл его и побежал крича:

- Гитлер капут! Я - свой!

С вражеской стороны слышались крики, стоны и валил густой дым от горящих блиндажей и леса.

- Вот вам подарок к празднику! – злорадно сказал артиллерист.

- А к нам подарок сам прибежал…

Перебежчиком оказался ефрейтор из испанской «Голубой дивизии» по имени Педро. Запоминающийся голос Педро зазвучал из динамика для той стороны с призывами к «голубым» франкистам уезжать домой, кончать эту кровавую бойню!

- Не знаю, - усомнился комбат, - послужит ли это испанцам наукой.

- Должны понять...

Вскоре их дивизия исчезла из поля зрения армейского и фронтового командования.

… Комдив на совещании в штабе рассказал сложившуюся обстановку. Скоро начнётся общее наступление. Нужен «язык» во чтобы-то ни стало!

- Кто из батальонов возьмёт «языка», комбату - орден Красное Знамя. Исполнителям - Красная Звезда!

- Заманчиво!

Одесские разбойнички обрадовались и высмотрели один засадный пулемёт, что выдвигался немцами в начале ночи. Рассчитали точно: когда появятся пулемётчики, когда будут сменяться. Изучили систему огня дотов и дзотов.

- Хреново, что немцы часто бросают осветительные ракеты. – Коллективный вывод оказался таким.

Пришли к командиру батальона на КП, докладывают, да ещё как! Не каждый офицер так изложит диспозицию по захвату «языка».

- Товарищ комбат, засекли мы один их секрет. – Сказал сухой как жердь «уркаган». - Но пойдём днём, пока в нём никого нет…

- Что вы, ребята, днём?! - удивился майор и почесал затылок.

- Мы перебежим реку перед самым заходом солнца, их вечерняя смена заступает позднее.

- Сомнительно…

- Ночью подкараулят, - настаивал штрафник, - ракета - и нам конец.

Калмыков думал недолго.

- Что ж, 500 метров не так далеко для молодых ног. – Сказал он, почти соглашаясь с планом.

«Блатные» ещё раз напомнили условия сделки:

- Украдём «фрица», в Вы нам вольную!

- Договорились!

Шестеро разведчиков с лейтенантом Крестьяниновым в маскхалатах, бросками, где по-пластунски, где юзом, где, согнувшись, бегом, миновали лед речки и успели залечь вокруг окопа – ночной пулемётной засады немцев.

- Теперь будем ждать темноты! – распорядился ротный и упал на живот.

- Ша!

Темнота, словно по приказу сгустилась. С немецкой стороны - тишина. Немцы повесили по нескольку ракет. Калмыков напряжённо всматривался в холодный сумрак.

- Ни хрена не видно… - выругался он.

Вдруг послышался глуховатый взрыв гранаты Ф-1. Ещё через несколько минут появились разведчики, неся на руках немецкого унтер-офицера, легко раненного в бедро.

- Держите подарок! – сказал лейтенант.

- Орлы!

… Как рассказали одесситы, минута в минуту появился немецкий наряд, трое с пулемётом. И тут среди воров один, совсем неопытный, вытащил кольцо из гранаты - эфки. И держит. А рука-то устала.

- Куда бросать? – спросил он жалобно.

- В сторону…

Тот бросил сзади немцев, двоих убил.

А старшего, пулемётчика, схватили. Пока волокли, немцы молчали. Уже притащили, и тут как грянет артиллерия.

- Чудом проскочили… - обсуждали они удачный поход.

- «Фартовым» всегда везёт!

Всю оборону батальона накрыли, через каждые три-четыре метра ложились снаряд или мина. Гитлеровцы обнаружили, что с поста украден унтер-офицер, хотели уничтожить «языка» вместе с разведчиками.

- У них унтер - это фигура была, не то, что у нас старший сержант. – Потирал руки довольный Калмыков.

- Должен знать много!

Все шестеро воров не сговариваясь, легли на немца, лишь бы он живой остался.

- Нам свобода нужна… - извиняясь, сказал один.

- Обещал, - подтвердил комбат, - значит выполню!

Обошлось. Ввалились гуртом на КП батальона. Майор вызвал по телефону дежурного по штабу дивизии.

- Полковник Вольский изволит отдыхать! – вяло ответил адъютант.

- Срочное дело…

Его разбудили, и он неохотно взял трубку.

- Товарищ ноль-первый, приказ Артюшенко мы выполнили: взят «язык»!

- Какой «язык»? - не понял спросонья полковник.

- Взят немец, унтер-офицер, нашими!

- Давай, давай его сюда!.. Бегом! - обрадованно вскричал тот, окончательно очнувшись от сна.

Погрузив «драгоценность» на сани, разведчики и Крестьянинов прямиком увезли «языка» в штаб дивизии. Вольский лично вручил Крестьянинову орден Красного Знамени, остальным - Красной Звезды!

- Вот так штрафники! – обрадовался за них комбат и написал представление на освобождение от службы в штрафбате. - Вот так медвежатники!

… Потом начались беспрерывные бои. Батальон каждые два месяца менялся почти полностью… Убитые, раненые, умершие от разрыва сердца, цинги и туберкулёза.

- Остаются в строю единицы. – Печально сказал на офицерских посиделках Калмыков.

- Тут мы хоть в огне ада, но вдали от бездарного начальства. – Нашёлся весёлый капитан Шатурный.

К ним можно было попасть только заснеженным берегом, ночью. Днём берег простреливался противником с берегового выступа на километр.

- Ну да мы научились их отваживать…

- Ловко ты комбат придумал!

Чтобы не допустить какую-либо «комиссию» или проверяющих от полка и дивизии, взводный открывал стрельбу из ручного пулемёта по огневой точке противника на береговом выступе, который был выше их всего на какой-то метр. «Фриц» охотно отвечал, и пули сыпали по берегу, как горох.

- Сматываем удочки! – решали нежелательные визитёры.

В печурке обогревавшей командирскую землянку гудел огонь, вместо щепы - тол. В небольших количествах он горит ярким пламенем, но при потери бдительности мог взорваться.

- Но если взводный не даст очередь, жди беды! – засмеялся ротный старшина.

- Мимо него муха не пролетит…

С ними сидел старшина роты Севастьян Костровский, который больше других страдал от придирок начальства. Он был внештатным писарем батальона, недавно из тыла, сельский учитель-доброволец.

- Комдив зажал тебе орден? – спросил он, хорошо зная недавнюю историю охоты на «языка».

- Прокатили не в первый раз…

Вдруг зашелестела плащ-палатка - полог на входной двери, раздался снаружи взрыв мины, и в блиндаж-землянку ввалился часовой. Падая, он успел произнести