Гюнтер Хофе - Заключительный аккорд

— А мы пока подождём тебя. Думаю, что нам нужно быть вместе, — заметил Фаренкрог.

Хейдеман сел за руль, и через минуту машина исчезла в темноте. Вскоре мотор заглох.

— Я немного пройду вперёд, посмотрю, нет ли там часового, — сказал Добрушкин и пошёл вперёд.

Вскоре вернулся запыхавшийся Хейдеман:

— Все трое спят сном праведников.

Хейдеман зарядил ракетницу. Важно было дать сигнал с условленного места, в противном случае можно было попасть под огонь собственных «катюш». Сейчас, как никогда, он чувствовал всю ответственность полученного задания.

Шли осторожно, стараясь не шуметь. Полковника несли на плащ-палатке. Вдруг перед ними словно из-под земли выросла фигура Ивана Добрушкина.

Схватив Хельгерта за руку, он прошептал:

— Впереди нас фрицы, они роют окопы.

— Сколько их? — спросил Фаренкрог.

— Человек двадцать.

— Нам нужно обойти их с юга. Слева от нас находятся миномётчики, там тем более не пройти, — объяснил Хельгерт.

— Смотри, чтобы наш полковник не заорал в самый неподходящий момент, — предупредил Хейдеман.

— Не беспокойся, я глаз с него не спускаю, — шёпотом ответил Фаренкрог.

Добрушкин прошёл шагов на двадцать вперёд, где от кустарника начинался заболоченный участок. Там, по-видимому, у немцев должен быть дозор.

Все сняли оружие с предохранителей. Шли медленно, несколько растянувшись, по не теряя друг друга из виду.

Вдруг Добрушкин остановился и упал на колени. Ветки хрустнули под ним.

— Стой! Кто идёт? — раздался грозный окрик часового, а вслед за ним и клацанье затвора.

— Хороший человек, немец.

— Пароль?

«Судя по голосу, до него не более десяти метров, жаль только, что я его не вижу», — мелькнуло в голове у Добрушкина.

— Пароль! Живо! — потребовал часовой.

— Я его забыл, камарад.

— Забыл? Из какой части?

— Артиллерист я.

— Встать! Руки вверх!

Добрушкин бросил автомат на землю: стрелять было бессмысленно, так как сам он не видел гитлеровца, а тот наверняка держал его на «мушке».

«Самое главное — не терять хладнокровия», — решил Иван и поднял руки.

— Эй, Грюнберг, иди-ка сюда! — крикнул часовой, которого Иван, как ни старался, не мог увидеть. — Здесь шатается какой-то артиллерист, а пароль он забыл.

— Ну его к чёрту, пусть идёт, — послышался голос невидимого Грюпберга, но уже с расстояния пятнадцати шагов.

— Иди уж, растяпа-артиллерист…

Ещё мгновение — и Иван увидел, как Хельгерт набросился на часового, вцепился ему в горло. Вот он ударил гитлеровца со всей силой, и тот, словно мешок, тяжело упал на землю.

Второй гитлеровец выстрелил в Добрушкина и попал ему в правое плечо. Затем он выстрелил второй раз и ранил Ивана в левую ногу.

Хельгерт в два прыжка настиг гитлеровца, который выстрелил в него, но промахнулся. Это был здоровенный верзила, он никак не хотел выпускать из рук карабина, пока Хельгерт не ударил его со всего размаху ребром ладони по горлу.

Добрушкин тщетно пытался встать с земли.

— А теперь вперёд, и как можно быстрее. Доберёмся до наших — отнесём тебя в лазарет!

— Сначала нужно выбраться отсюда, — бросил Фаренкрог. — Держись за меня, Иван, да покрепче.

Добрушкин согласно закивал.

Подбежавший Хельгерт взвалил Ивана себе на спину и прямо через кусты потащил на северо-восток.

Нужно было как можно скорее добраться до тропы, пока гитлеровцы не подняли тревогу по всему участку.

Через минуту они услышали за своей спиной крики:

— Прочесать всю местность! Далеко они не могли уйти!..

В ночное небо взлетело несколько осветительных ракет: стало светло как днём. Разведчики залегли. До леса оставалось совсем немного.

Сердце билось у Хельгерта в горле. Он осторожно опустил раненого на землю, чтобы хоть немного отдышаться.

— Иван, потерпи немного, — сказал он раненому.

К ним, рассыпавшись цепью, медленно приблизились гитлеровцы. Их было человек десять.

— Теперь я его понесу, — предложил Хельгерту Фаренкрог.

— Ничего, я сам, а ты возьми командование на себя.

Фаренкрог встал и пошёл первым. Полковника несли на палатке.

— Выйти отсюда они могут только по тропе! — послышался разведчикам грубый голос. — Отделение Грейнера — в цель!

И снова в небо взлетела ракета, ярко осветив всё вокруг.

Хельгерт вытащил ракетницу и выстрелил, и через несколько секунд в тёмном небе вспыхнул жёлтый огненный шар, тут же распавшийся на множество огоньков. Затем он выпустил вторую ракету, за ней — третью.

— Оставьте меня здесь, — слабым, голосом, попросил Добрушкин. — А то и вы погибнете.

Хельгерт чувствовал, что его китель на спине стал мокрым не то от пота, не то от крови Ивана.

Впереди него шли Хейдеман и Шехтинг. Шли они напролом. Тонкий ледок, сковавший болото, с треском ломался под их тяжестью, но сейчас на этот шум уже никто не обращал внимания.

Совсем рядом забил автомат. Пули просвистели близко-близко.

«Если я сейчас упаду, то больше мне уже не встать, — мелькнуло в голове у Хельгерта. — А что будет с Иваном?..»

В этот момент раздался грохот: это начали стрелять «катюши».

— В укрытие! Сталинский оргáн! — испуганно выкрикнул гитлеровец, возглавлявший группу преследования.

Послышались взрывы, затем новый залп «катюш». Русская артиллерия поставила заградительный огонь.

— Теперь-то уж мы прорвёмся! Держись за меня крепче, Иван!

Вода доходила Хельгерту до колен. Острые льдинки больно кололи ноги, ледяная вода обжигала тело. А идти нужно было ещё не менее двухсот метров.

К Хельгерту подбежал Фаренкрог.

— Дай мне Ивана, я немного понесу.

Позади разведчиков начали рваться мины, которыми советские мипометчики отсекали от них преследователей.

Гитлеровские миномёты не заставили себя ждать а тоже открыли огонь, но их мины рвались далеко впереди.

Фаренкрог шёл с трудом. До своих оставалось не более ста метров.

«Выдержать бы! Только бы не упасть!» — билась мысль в голове у Фаренкрога.

На помощь ему уже бежали Хейдеман и ещё какой-то боец, который улыбнулся, показав белые-белые зубы, и сказал:

— Иди сюда, товарищ! Молодцы вы!

Через несколько минут разведчики уже были в укрытии, которое показалось им лучше и надёжнее самого фешенебельного санатория. Кто-то протягивал зажжённую папиросу. Другой доставал белоснежный бинт, третий — фляжку с водкой.

Иван Добрушкин протянул руку Фрицу Хельгерту:

— Ну, а теперь выпьем по глотку за Новый год! Он уже наступил!

Полковник фон Зальц сердился на себя прежде всего за то, что не мог унять сильную дрожь правой руки, в которой он держал русскую папиросу. Табак понравился полковнику, хотя до сих пор ему не раз приходилось слышать, что ни один немец курить махорку не сможет.