Гюнтер Хофе - Заключительный аккорд

— Уж не должен ли я, исходя из вашего замечания, допустить мысль, что мой тогдашний гость, штурмбанфюрер Дернберг, располагал этими документами? — Генерал вставил монокль в глаз и, несколько раз затянувшись, выпустил густое облако дыма.

— Я этого не говорил. — Бригаденфюрер перешёл к обороне.

— С самого начала наступления Дернберг находился в дивизии СС «Гитлерюгенд», — проговорил Круземарк, вспоминая свой разговор с генералом Шнейдевиндом.

Бригаденфюрер понял, что командир дивизии имеет большие связи и располагает обширной информацией.

— Я многого не понимаю, — пробормотал бригаденфюрер.

— А я вообще ничего не понимаю! — Глаза генерала весело блеснули.

— Вы уже кому-нибудь докладывали об этом? — осторожно поинтересовался бригаденфюрер.

«Вот эти два маленьких словца — «об этом» — и свидетельствуют о том, что эти документы, исчезли из его собственного управления и были они не у кого-нибудь, а у этого Дернберга. Скорей всего, Альтдерфера застрелил не кто иной, как Дернберг. А уж почему он это сделал, пусть разбираются органы госбезопасности», — подумал генерал.

— Никому я ничего не докладывал. — В голосе генерала послышалось осуждение. — Я же вам сообщил, что сохранил все бумаги, и только. Я прекрасно понимаю, что докладывать об этом деле надлежит только тому, кто непосредственно этим занимается.

Про себя же генерал подумал: «Если он сейчас не возразит мне, то круг замкнётся».

Бригаденфюрер, слушая генерала, думал о том, что шутить с ним, видимо, не стоит.

«Ага, — мысленно обрадовался Круземарк. — Он не протестует, — значит, чувствует, что попался. Вот теперь-то я и заключу с ним выгодную сделку, с помощью которой сумею обезопасить себя в политическом отношении. Итак, можно сказать, что год начался совсем неплохо».

Подняв хрустальный бокал, генерал с хитрой улыбкой сказал:

— Я хотел бы выпить с вами за счастливый Новый год.

В кабинет бесшумно проскользнул шарфюрер и, наклонившись к эсэсовцу, сказал:

— Бригаденфюрер, вас срочно просят к телефону.

«Что же, операция мне прекрасно удалась, — думал Круземарк, оставшись один. — Я сам наступал на него, и он остался в дураках. Да и водка отнюдь не плоха, хотя никогда нельзя знать, кто чем её разбавит».

Когда бригаденфюрер вернулся в кабинет генерала Круземарка, на нём лица не было.

— Моё начальство сообщило мне одну новость, — начал он.

— Очень интересно, — оживился генерал.

— Только что из штаба корпуса сообщили, что прошедшей ночью похищен начальник штаба полковник фон Зальц.

— Что вы говорите! — удивился Круземарк.

— Если я не ошибаюсь, вас однажды уже просили доложить о дезертирах. Ведь у вас были случаи дезертирства! — Голос бригаденфюрера обрёл твёрдость.

Круземарк вспомнил свой разговор по этому поводу с Дернбергом, однако, чтобы сразу же отбить атаку, ответил:

— У меня лично сложилось такое впечатление, что вы, бригаденфюрер, неудовлетворительно управляетесь со своими собственными делами. — Генерал понял, что о партии в покер теперь не может быть и речи.

— Я прекрасно помню всё, что мне докладывал Дернберг. Именно такие элементы и сыграли свою роль при похищении полковника Зальца. А вы, господин генерал, попадёте, к сожалению, в неприятную историю.

— Вы же должны понять, что лучше иметь синицу в руке, чем журавля в небе. — Круземарк скривился, показывая свои жёлтые зубы. — Я готов пойти с вами на соглашение!

Бригаденфюрер сразу же клюнул на эту наживку.

— Моё предложение таково: списки агентов исчезают в моём сейфе, и мы больше не имеем друг к другу никаких претензий.

— И не будем их иметь ни при каких обстоятельствах в будущем, — добавил генерал.

Бригаденфюрер провёл рукой по своим чёрным блестящим волосам и с довольной ухмылкой кивнул в знак согласия.

— Прекрасно, договорились, — заметил Круземарк, одновременно вспомнив о своём хорошем знакомом, генерале Шнейдевинде с Бепдлерштрассе, который в случае необходимости может свести счёты с этим бригаденфюрером.

Были приняты все меры, обеспечивающие полную безопасность, когда Дуайт Эйзенхауэр выехал на своём роскошном автомобиле в Голландию, где в небольшой деревеньке Хасселт разместился командный пункт командующего 21-й группой армий фельдмаршала Монтгомери.

Задержавшись в пути из-за сильной пурги, Эйзенхауэр лишь перед обедом встретился с английским командующим. Цель его поездки и предстоящего разговора с Монтгомери сводилась к тому, чтобы заставить упрямого британца назвать точную дату наступления на арденнский выступ с севера.

Английский фельдмаршал явно не спешил с наступлением, желая вначале остановить противника и одновременно привести в порядок свои резервы.

Начальник генерального штаба генерал Маршалл не без раздражения предупредил перед поездкой Эйзенхауэра: «Ни при каких обстоятельствах не делайте каких-либо уступок».

Эйзенхауэру было хорошо известно, что Монтгомери хочет использовать прежде всего американские войска, а свои собственные резервы стремится сохранить для захвата Рейнской области и главного военного трофея, о котором мечтал Черчилль, — Рурской области.

Монтгомери ничего не оставалось, как сообщить о том, что в первых числах января англичане начнут наступление на северной стороне арденнского выступа. Эта весть была встречена с удовлетворением…

Генерал-майор Круземарк остался доволен тем, что боевые действия на участке его дивизии, как и на всём северном фронте, ограничивались в течение последних дней операциями местного значения. Основные бои шли вокруг Бастони, которую союзники беспрерывно обеспечивали всем необходимым для боя через узкий километровый коридор. Генерал Паттон намеревался расширить этот коридор, введя в бой две части, не имеющие нужного боевого опыта. Его 11-я танковая дивизия столкнулась тридцатого декабря с левым крылом противника. Американцы вели тяжёлые бои, неся большие потери, и продвинуться не смогли.

В последней сводке вермахта за 1944 год говорилось: «В зимней битве между Маасом и Мозелем принимала участие с обеих сторон почти половина всех сил, находящихся на Западном театре военных действий».

Давая оценку общей обстановке, Модель констатировал, что с введением в бой двадцати пяти немецких дивизий группе армий «Б» противостояло тридцать восемь боеспособных американских соединений.

В первый день нового года в час ночи, все радиостанции Германии транслировали речь Гитлера, в которой он хвастливо заявлял о непоколебимой воле и духовном самообладании германского народа и готовности рейха довести войну до победного конца, чего бы это ни стоило.