Николай Дмитриев - Тайна объекта «С-22»

— Экипаж самолета, поручик Рыбчинский и я.

Почувствовав, что Мышлаевский что-то недоговаривает, пан Казимир задал вопрос в лоб:

— Про меня речи не было?

— Была… — Мышлаевский забыл про штанину и подтянулся.

— Ну!

— Мне поручено передать пану майору… — Мышлаевский окинул всех взглядом. — Война между Россией и Германией вот-вот начнется!

— Так… — пан Казимир посмотрел на будто проглотившего язык еврея и неожиданно севшим голосом сказал: — Ну вот, старина, а ты еще как-то спрашивал, чем кончится это лето…

Последнее время Усенко редко бывал свободен и потому особо ценил возможность прогуляться по вечернему городу. Жара уже давно спала, и только отдающие тепло камни брусчатки напоминали о дневном зное. Где-то неподалеку магазин запирали на ночь, и грохот длинных гофрированных жалюзей, спускавшихся до самого тротуара, далеко разносился в предсумеречной тишине затихающей улочки.

Усенко не спеша свернул в переулок, миновал двухэтажный особняк, странно похожий на два спичечных коробка, поставленных друг на друга, и едва сошел с тротуара, собираясь перейти улицу, как из ближайшей подворотни его окликнул голос, показавшийся знакомым.

— Капитан, на минуточку…

Усенко замер на месте. Затем медленно вернулся на тротуар, бросил пару взглядов по сторонам и только тогда обернулся.

Спрятавшись в тени дворового проезда и опираясь плечом на слегка выпиравший подкос, пан Казимир безмятежно улыбался. Усенко заглянул в браму, убедился, что больше там никого нет и, подойдя почти вплотную, спросил:

— Где пропадали, майор?

— В бегах, пан капитан, в бегах…

Несмотря на шутливую фразу глаза пана Казимира вовсе не улыбались. Напротив, он весьма настороженно присматривался к своему собеседнику.

— Зачем? — криво улыбнулся Усенко. — Вам же ясно сказали: арест — недоразумение…

— Если бы… Я, знаете, на хутор к доктору Голимбиевскому уехал, нервишки хотел подлечить, а за мной НКВД — шасть! Ну, я — снова в бега…

— Голимбиевский? Голимбиевский… — Усенко наморщил лоб. — Нет, не припоминаю… Хутор-то его где?

— У Княжьего леса.

Усенко напряг память. Да, кажется, в какой-то сводке мелькнуло это название «Княжий лес», но с чем оно было связано, капитан не мог вспомнить. На всякий случай подтвердил:

— А-а-а, да-да, было такое… Ездили, но исключительно по своим делам, так что вы, пан майор, зря драпанули.

— Правда? — в голосе пана Казимира прозвучала ирония.

— А если сомневались, раньше спросить могли… И жили бы у своей пани Яновской, припеваючи.

— Ой, не верится…

Усенко немного помедлил с ответом. Похоже, майор или что-то знал, или догадывался. Прошлой осенью мнение руководства разделилось, и капитан не получил одобрения за свой контакт с паном Казимиром. От Усенко даже требовали немедленного ареста поляка, а тут еще пан Казимир своим исчезновением весьма усугубил положение. Однако сейчас, с повторным появлением майора, дело приобретало иной характер, и Усенко после паузы продолжил разговор:

— И напрасно. Тем более что информация ваша, та, что вы в ресторане передали, как здесь говорят, «першои клясы».

— Ну я все же профессионал…

— А если профессионал, то я вас слушаю… — Усенко понял, что появление майора вызвано чем-то важным, и спросил напрямую: — С чем пришли?

— Серьезное дело, капитан. Имею сведения, что в ближайшее время Германия нападет на вас.

— Ишь ты… — Усенко качнул головой. — Не из Лондона ли слушок, а, пан майор?

— Не совсем…

— Что? Неужели своя агентурная сеть имеется?

— Я бы не сказал…

Усенко замолчал, рассматривая пана Казимира в упор. В словах майора, по местному выражению, «була рація». Капитан хотел верить поляку, но в то же время сильно опасался подвоха. После полупризнания связи с Лондоном такие слова выглядели двояко, и капитан, отбросив всякую дипломатию, сказал:

— Слушай, майор, давай уж начистоту. Как профессионал с профессионалом… Твое сообщение, что? Провокация?

— Нет. Но как професионал профессионалу скажу… Значит, мои сведения для тебя не новость… Впрочем, так и должно быть… Выходит, капитан, воевать собираетесь?

— Не знаю… Не капитанского ума это дело. Вот с тобой могу говорить на равных.

Хотя такая откровенность была рискованной, Усенко сознательно обострял розговор. Для себя он решил точно, если что — отсюда майора не выпустит.

Скорее всего о чем-то подобном думал и пан Казимир. Во всяком случае, в его вопросе было явно прозвучавшее недоверие.

— В агенты вербуешь? Или… в союзники?

— Выбирай…

— Тогда дай срок. Неделю.

Не отвечая, Усенко поднял голову и долгим, тяжелым взглядом посмотрел майору прямо в глаза. Капитан понимал: от того, что он сейчас скажет, зависит многое, и заколебался.

— Неделю, говоришь? И будем договариваться?..

Усенко снова замолчал, подумал и наконец решился:

— Ну лады, майор! Меня как, опять сам найдешь?

— Конечно, сам…

Пан Казимир инстинктивно дернул руку вверх, как будто хотел отдать честь, отступил на шаг и скрылся в проезде, а Усенко еще долго стоял на месте, повторяя в памяти их непростой разговор…

Ветер врывался в открытый десантный люк «юнкерса», остервенело рвал завязки полотняного шлема и изо всех сил мешал Петру вытолкнуть застрявший грузовой тюк. Вся группа уже прыгнула, и в самолете оставался еще только напарник Меланюка, бестолково суетившийся рядом.

Здоровенный немец в летном комбинезоне без знаков различия, командовавший выброской, увидел задержку и немедленно вмешался. Сердито отпихнув Петра в сторону, он рывком втянул мешок обратно, единым махом поставил его на-попа и легко вытолкнул в черное отверстие люка.

В свете синих самолетных лампочек Петру было видно, как немец что-то злобно кричит ему в лицо, но все слова тонули в рычании близкого выхлопа. Но это уже не имело значения, и Меланюк, перевалившись через дюралевую закраину люка, полетел вниз.

Отсчитав положенные три секунды и добавив еще одну для верности, Петро дернул за кольцо. Негромкий хлопок наполнившегося воздухом купола почти совпал с рывком подвесных лямок, и Петро неслышно поплыл в ночном сумраке, прислушиваясь к гулу моторов удалявшегося «юнкерса».

После противно-мелкой вибрации фюзеляжа, рева двигателей и специфично-авиационной вони, пахучая волна, в которую все больше окунался Петро, быстро снимала напряжение, еще так недавно бившее в виски тупыми иголочками.

Удачно шлепнувшись на болотисто-мягкую поляну, Петро первым делом погасил купол. Потом отстегнул подвесную систему и начал не спеша, по-мужицки обстоятельно, складывать парашют, с наслаждением вслушиваясь в знакомое с детства дыхание ночного леса.