Николай Дмитриев - Тайна объекта «С-22»

Воспоминание о комфортабельном автомобиле увели мысли майора далеко в сторону и, выбравшись на еще прочный участок гати, пан Казимир приостановился и посмотрел на шедших за ним след в след Вукса и Мышлаевского.

— Помните, как мы тут на вашей «лянчии» ехали? И где-то она теперь?..

Мышлаевский, несмотря на невзгоды так и не расставшийся со своей панской дородностью, сердито сопя, отозвался:

— Чего вспоминать? Валяется где-то или, если цела, прихватил какой-нибудь комиссар… Нам, пан майор, не о «лянчии» думать надо…

— Верно… — пан Казимир уловил недоговоренность. — Я надеюсь, в случае русско-германской войны генерал Сикорский пойдет на сотрудничество с Советами? Или пан поручник сказал не все?

— Не знаю, как Англия… — Мышлаевский замялся. — Правда, среди наших в Лондоне разговоры были…

— Какие? С кем? — спросил пан Казимир.

Мышлаевский, собираясь с мыслями, немного помолчал.

— Наши офицеры говорили между собой, что после войны Польша могла бы снова войти в состав России.

— А что… это многих пугает?

— Не это главное, пан майор… Россия теперь другая!

— А Германия, выходит, та же? — криво усмехнулся пан Казимир. — К сожалению, платит всегда проигравший, а пану поручику известно, почему мы проиграли?

— Если бы Советы не поддержали Германию…

— Может быть, может быть… — Пан Казимир задумался и некоторое время шел молча. — Одного я не пойму… Почему Англия и Франция выжидали?

— Возможно, они что-то знали?

— Не думаю… Скорее всего расчет был на столкновение Сталина и Гитлера. Хотели остаться в стороне, по крайней мере, я так думаю…

— В Лондоне есть и другое мнение… — отозвался Мышлаевский.

— Ну конечно, Англия сделала все, что могла! Эх, пан поручик, — майор безнадежно махнул рукой. — Я не политик, но, по-моему, сейчас у англичан один шанс, и он здесь!

Пан Казимир сердито топнул сапогом по грязи и обратился ко все время отмалчивавшемуся Вуксу:

— А ты, Владек, что по этому поводу думаешь?

— Что? Меня не надо спрашивать, пан майор, я тащу воз туда же, куда и вы…

Мышлаевский не сразу понял, что именно хотел сказать Вукс, и недоуменно посмотрел на товарища. Потом повернулся к пану Казимиру и быстро, глотая окончания слов, заговорил:

— Пан майор должен понять меня правильно! Я готов отдать все, понимаете, все!..

Пан Казимир жестом остановил его.

— Я понимаю… О нас речи нет. Пойдемте… — и он упрямо зашагал дальше по полупритопленной гати…

Сейчас, шагая под слитное чавканье трех пар сапог, пан Казимир пытался до конца додумать мысль, вскользь брошенную Мышлаевским. Нет, если бы речь шла о старой России, майор не колебался б ни минуты, но эта новая, пугающая его страна, была сейчас единственной державой, способной противостоять Германии, начавшей, судя по всему, свой захватнический поход…

Пан Казимир был так поглощен своими невеселыми размышлениями, что совершенно не замечал дороги, и остановился, только когда Мышлаевский тронул его за рукав.

— Пан майор, мы пришли… Вон они!

Пан Казимир обернулся. Со склона холма к ним навстречу бежали трое. Узнав в них экипаж самолета, майор приветственно замахал рукой, но едва схлынула первая радость встречи, как он обеспокоенно спросил:

— Подождите… А где поручик Рыбчинский? Где люди?

— С утра самолеты летали, и гул слышался, — доложил первый пилот. — Рыбчинский со своими людьми помчался выяснять, а мы вас здесь ждем.

— Ясно, — майор кивнул. — Тогда пошли.

В приподнято-радостном настроении все поднялись на холм. Открывшаяся отсюда озерная идиллия способствовала взрыву восторга, но пан Казимир тут же прервал ее и, опять обратившись к первому пилоту, перешел к делу:

— Ну, пан капитан, показывайте, где вы спрятали машину, а то мы с поручиком Вуксом, как только узнали про аварию, тут все облазили…

— Да это рядом совсем. Пойдемте, я покажу…

Пилот вывел всех на самую вершину холма, откуда было видно не только озеро, но и огромные ямы бывших торфоразработок.

— Ну, где тут наш самолет? — пан Казимир улыбнулся.

— Мы вон оттуда на одном моторе шли, — капитан показал в сторону озера. — А как второй обрезало, садиться пришлось. Нас на посадке вынесло на торфяник. Мы б, может, и не додумались, да машина сама в старую торфоразработку угодила. Нам осталось только самое ценное снять.

— Маскировка бункеров целая?

— Конечно! Еще и кустиками заросла. Да мы ее и не трогали. Вон там старый подвал нашелся, туда все и сложили, а потом землей засыпали.

— Так… — пан Казимир помолчал. — Как вы его затопили?

Бортинженер повернулся к пану Казимиру.

— Поручик говорил, что мы при посадке пропороли редан?

— Да, говорил… Но меня интересует, сможем ли мы его поднять?

— Это-то сможем. Оборудование завезли еще тогда, а вот летать…

Не договорив, бортинженер напряженно замер. Из леса выскочил человек и заспешил к ним.

— От Рыбчинского… — негромко сказал Мышлаевский.

Еще не доходя добрый десяток шагов, посланец крикнул:

— Поручник Рыбчинский приказал передать, что сегодня на рассвете герман перешел границу. Советы двинули навстречу им полевые войска!

Офицеры переглянулись, и бортинженер быстро спросил:

— Пан майор, машину поднимать будем?

— Будем!.. — коротко бросил пан Казимир и резко, как клинком, рубанул ладонью по воздуху…

Бывшая улица Легионов полыхала третьи сутки подряд. Пожар то затихал, то вспыхивал с новой силой. Дымное пламя жадно лизало закопченные стены, с ревом вырывалось из разлетавшихся вдребезги окон, а там, где оно наконец утихало, оставались обгорелые стены и груды щебня. Но именно эта улица выводила к мостам через реку и к дамбе, проложенной через пойму, и лишь потом разделялась на два стратегических шоссе.

Поэтому, несмотря на жесткую бомбежку, воинские колонны, брошенные к границе, рвались через город, используя короткие промежутки затишья и прикрываясь от очередных налетов огнем немногих зениток и мобильных, установленных в кузовах грузовиков, счетверенных пулеметов.

Именно в один из таких перерывов полуторка с красноармейцами и сидящим в кабине капитаном Усенко вырвалась из города и, миновав развилку, помчалась по узкому, плотно обсаженному деревьями шоссе. Здесь дорога была относительно свободна. Серая лента асфальта, монотонно стлавшаяся под колеса, как-то успокаивала, и убаюканный ровным гудением мотора Усенко, начав клевать носом, в конце концов задремал.

Последние дни капитану приходилось спать урывками. Поступавшая информация становилась все тревожнее, обстановка стремительно ухудшалась, а внезапное появление на колонных путях диверсионных групп и вовсе лишило Усенко сна, заставляя его в пожарном порядке мчаться то в один, то в другой конец.