Василий Изгаршев - Побратимы

— А вы спрашиваете, откуда я знаю вашего брата, — говорит Банковский Генке. — Как же мне не знать его, когда я с ним, вот уж скоро тридцать лет стукнет, не расстаюсь. И все они, — он обвел кладбище рукой и прижал ее к груди, — вот здесь у меня. Это не просто слова… Вон там, почти рядом с обелиском, могила лейтенанта Юрия Михеева. Не слыхали про такого? Вот на этот танк взгляните. Ну да, с номером пятьсот тридцать первым на башне. Это его, Михеева, танк. В одном бою выбыли из строя и танк, и командир. На этом самом шоссе, в ста метрах от кладбища.

А неподалеку от Михеева два немца похоронены. Может, видели? Старший лейтенант Хорст Фиет и младший лейтенант Иосиф Вагнер. Офицеры-антифашисты. Поначалу-то в вермахте служили. А когда в Россию попали да увидели, как гитлеровцы над народом глумятся, добровольно в плен сдались.

Хорст работал пропагандистом в комитете «Свободная Германия», выполнял задания в тылу у фашистов. А в мае сорок пятого во главе подразделения немцев-антифашистов прибыл на фронт. Сюда, во Вроцлав. Пятого мая бойцы этого подразделения приняли здесь военную присягу — и сразу же в бой с гитлеровцами. Целую ночь дрались, штурмовали здание, где засел штаб эсэсовской части. К утру враг был разбит. Хорст и Иосиф погибли в том бою. Считанные часы не дожили до победы. Сам маршал Конев приказал похоронить обоих антифашистов на советском военном кладбище…

Подъехал наш автобус. Шестов, поздоровавшись с Банковским и Реперовичем, приказал роте построиться. Мы с Генкой заняли свое место. Подхоронжий Войска Польского Реперович встал в строй рядом с нами. Офицеры вынесли из автобуса венки, встали в голову колонны, и по команде старшего лейтенанта мы направились к памятнику-мавзолею на кладбище…

А спустя полчаса, на другом кладбище, рота стояла в строю возле скромной серой плиты, на которой золотым тиснением было написано:

Гвардии старший сержант

Карпухин

Николай Алексеевич,

механик-водитель Т-34.

8.1 II.1927 г. -29. IV.1945 г.

Саша Селезнев и Генка вышли из строя и положили к плите два небольших венка. На ленте одного значилось: «Танкисту Н. Карпухину от танкистов отличной танковой роты СГВ». На другой ленте всего три слова: «Брату — от брата».

— Предлагаю почтить память отважного танкиста гвардии старшего сержанта Карпухина Николая Алексеевича минутой молчания, — сказал Шестов и вскинул руку под козырек. Поляк-экскурсовод и Банковский сняли шляпы. Подхоронжий Реперович отдал честь. Возле нас собралась большая группа: польские пионеры-харцеры в синих и оранжевых галстуках, студенты с нашивками на рукавах, мужчины, женщины. Посетителей тут всегда, как рассказывал Петр, было много, особенно по выходным дням.

Потом Банковский водил нас по аллеям кладбища и не оставлял без ответа ни единого вопроса. Харцеры неотступно следовали за нами.

… Голубые ели на стриженых газонах. Вечная зелень туи, обрамляющая ряды надгробий из серого мрамора. Красные звезды гвоздик…

— У вас, у русских, говорят: «Герой — не умирают», — сказал Банковский, когда мы, поблагодарив его, собирались садиться в автобус. — Так оно и есть. Видели, сколько людей сюда приходит? Тут недавно такой случай вышел. Английские туристы на трех машинах прикатили. Все фотоаппаратами щелкали, кинокамерами стрекотали. А потом подходит один ко мне и на ломаном польском спрашивает: почему, говорит, у вас на русских военных кладбищах всегда так много посетителей? Я, поясняет, на разных военных кладбищах был, в разных странах. И у нас, в Англии, есть кладбища американских солдат, но почему-то те кладбища всегда пустынные. В чем тут, спрашивает, дело? Может, зря, но я не стал ему ничего объяснять. Если умный, подумал, сам разберется, поймет, кто для нас — русские, а кто для них — американцы. А не поймет — тут уж, извините, сэр, никакие объяснения не помогут… — Банковский снял шляпу и поклонился:

— Счастливый вам путь, товарищи…

Остались позади остановившие свой стремительный бег на крутобоких пьедесталах из гранита наши боевые тридцатьчетверки, замершие над вечным покоем Николая Карпухина, Юрия Михеева, Виктора Жудро, Петра Лаптева, Иосифа Вагнера и сотен, тысяч их фронтовых побратимов, победителей фашизма. Мы ехали по Вроцлаву.

— Посмотрите направо. В переводе на русский эти два старинных дома называют у нас «Иван-да-Марья»… — Экскурсоводы везде остаются экскурсоводами.

Я осторожно толкнул Генку:

— Слушай внимательно, про Марью рассказывать будет…

Мы пересекли почти всю Польшу с юга на север. Дольный Шленск [6] Нижняя Силезия. , Познанщина, Любушская [7] Любушской землей называют в Польше Зеленогурское воеводство. земля, Щецинское воеводство. И всюду — встречи, встречи. С героическим прошлым, с чудесным нынешним днем новой Польши, с благодарной людской памятью о советских героях-освободителях. В небольшом городке Любине нас представили одному из самых известных в Польше людей — гражданину Болеславу-Збигневу Угельскому, сыну Янины и Антони Угельских. Гражданину еще не исполнилось и шести лег, а его портреты регулярно, на протяжении последних пяти лет, появляются в новогодних номерах польских газет. Чем заслужило такую известность дитя? Болек-Збышек Угельский, оказывается, был тем самым поляком, который, появившись на свет в декабре шестьдесят шестого года, позволил городскому населению республики превысить сельское ровно на одного человека, и государство стало называться индустриально-аграрным.

В Познани нашим экскурсоводом по аллеям бывшей цитадели, которую штурмовали в сорок пятом гвардейцы Чуйкова, а теперь мемориального парка польско-советской дружбы и боевого братства, была познанская учительница Божена Мруз. Она родилась в ночь на первое января сорок пятого, но день рождения отмечает двадцать третьего февраля. Февральской ночью на жилые кварталы Познани, уже освобожденные нашими войсками, налетели фашистские самолеты. Семейство Мрузов, похватав кое-какие пожитки, побежало в убежище. Крохотную Боженку папаша уложил в корзину из-под белья. Прибежали в подвал, глядь, а корзинка пустая: выронил отец дочурку по дороге. Стены подвала сотрясаются от взрывов бомб, пани Мрузова рвет на себе волосы, кричат испуганные дети… И вдруг в подвал вваливается русский военный. В одной гимнастерке, к груди прижимает скомканный полушубок.

— Ребенка вот в снегу нашел, — говорит военный, — живой еще. Возьмите, граждане, может, и родители сыщутся.

Пани Мрузова бросилась в ноги военному…

Потом он целую неделю приходил к Мрузам, спаситель Боженки капитан Романов. То супу котелок принесет, то хлеба, то консервов… По сей день переписывается с ним Божена…